Так хорошо. В кои-то веки!
Мир счастья, мир свободы… Покой. Благодать.
Правда, в этом покое не нашлось места Н'дару.
«Не нашлось?! С чего ты взяла?» – это женщина в куртке. Возникла внезапно, и луг тут же пропал. Я – в пустоте. Белой, тошнотворной пустоте.
«Как же – помню прекрасно: Дракон раздавил его. Он был одним из последних; все стоял, ждал, на что-то еще, видно, надеялся…»
Всё, всё. Хватит, родная. Не мучь себя.
Певца нет. Это главное. Значит, тебе тоже места в новом мире НЕТ.
«Ну и глупо», – вздыхает женщина. А потом поднимает на меня взгляд, и вдруг я вижу в её глазах… Ох, не буду говорить, что.
«Знала я, что ты так решишь. Ладно, Зарема. Будь по-твоему!»
– К-как ты меня назвала?!
Я уже не в белой бездне. Кажется, время повернуло вспять; я возвращаюсь… да, – возвращаюсь во дворец!
Немного первозданной дикости, не скованного ничем Змеиного гнева – вот что не помешало бы современному обще…
Тьфу.
«Ты же прекрасно понимаешь: это бред. Жуткий бред. Если выпустить Чудище на волю, ты первая оплачешь Рашида. И Саиду – хоть она тебя не любит, а только терпит. И Мару, причинившую тебе так много плохого. Ты, Зарина, существо слабое и кроткое. Оплакивать больше тебе пристало, чем злорадствовать из-за чужих смертей».
Зарема, в которую верит Эблис, не подумала бы об этом. Я же – думаю; всем сердцем хо…
Аа-й!..
Лишь сейчас я заметила, что лукавый продолжает говорить. Видно, слишком была погружена в свои мысли, раз не откликнулась вовремя. Посмотрела на него: «а тощий-то, тощий!..» Руки как палки, ноги в синяках. «М-да. Хоть бы из жалости – надо его выслушать».
– Зара! – воскликнул он. – Ты должна сама выбирать. Я тебе, скажем так, не навязывал ничего; любое твоё решение для меня – ценно и важно.
(«Ага-ага», – подумала я. – «Слыхали; знаем»). Скорчила недовольную гримаску. Эблис-Противоречащий сразу погрустнел. Я ещё успела подумать, что печальное выражение лица ему очень подходит. Враг рода человеческого как раз и должен – после таких трудных, мучительных диспутов – оставаться ни с чем; это велит сама его природа. «Ударенный Богом», ну что ещё сказать!
– Ладно, – он понял по моей кислой роже, что тратит время зря, – коли не хочешь будить Змея – так я тебя прощаю. Обижаться не стану: просто, значит, не за ту уцепился. Но вскоре будут другие; уж они-то согласятся…
– «Вскоре», нечистый, это всё равно не сейчас. Посмотрим ещё, кто победит – наши или ваши.
Он промолчал (как обычно). Расправил крылья, поднялся в воздух… и исчез. Потонул в медно-красном сияньи заката.
«О-ой, ну вот и хорошо. Не очень-то хотелось с тобой разговаривать».
…Я снова бежала по холодным подвалам дворца. Только теперь уже – в другую сторону.
Шаг за шагом, я ухожу всё глубже во чрево Чудища.
Вернусь ли назад, хотя бы к старой Саиде – пока не знаю.
***
В главной зале дворца, у фонтана, именуемого «Фонтаном слёз», стоял высокий волосатый мужчина в одеждах из шкуры волка, играя на костяном инструменте вроде арфы. Хан возлежал на ковре; уж прошло несколько лет со смерти его любимой Мары. В ночь, когда княгиня умерла, было покончено и с ревнивой южанкой. Для того чтобы другие насельницы гарема затвердили жестокий урок, Рашид приказал воздвигнуть этот фонтан.
– …тогда безмолвно пред тобою
Зарину я воображал
Средь пышных, опустелых зал… – декламировал Н'дар.
«Что ж», – думал хан, – «от Зарины, как ни крути, хоть песня осталась. И то утешение немалое!»
Он слушал, не прерывая певца, и (как отметила старая Саида) на лице его даже возникло подобие интереса. Всё-таки он больше не был скотиной. Во всяком случае – не полностью.