— О-о-о! Ну и притворщица… Хорошо бы, чтоб у них ничего не вышло!
С одной стороны, я, кажется, понимал женское сердце Чонхи, которая хотела сохранить в тайне свой секрет; с другой стороны, догадывался и о печали жены, которой придется расстаться с близкой подругой…
Вот ведь сколько зависти может вызвать секрет двоих!
— Тебе не кажется, что кое-кто захочет разорвать нас на мелкие кусочки?
И только после этих слов жена наконец от души рассмеялась.
ЖИЗНЬ — ТАКАЯ ШТУКА…
Зазвонил интерфон. Чхану поднял трубку:
— Да, отдел ресурсов на связи.
— Господин Ли, пятая линия, — раздался в трубке звонкий голос девушки на коммутаторе.
— Хорошо. — Чхану нажал кнопку с цифрой пять.
— Алло! — неожиданно в интерфоне раздался голос Синджи.
Не прошло и недели, как они решили поставить твердую точку в их трехлетних отношениях.
— Это я, — Чхану по привычке непринужденно и без всякой официозности, но с оглядкой на рядом сидящих коллег, отозвался низким размеренным голосом. Однако на том конце провода Синджа разразилась рыданиями.
— Что такое? Что случилось?
— Извините меня, прошу вас, простите меня!
Сквозь непрерывные всхлипывания она только и делала, что извинялась и умоляла простить ее.
— Ну, чего ты? Что произошло-то? — предчувствуя неладное, спросил Чхану.
Наконец Синджа, пересиливая себя, но все так же не прекращая рыданий, с трудом заговорила:
— Я все рассказала отцу детей. Про то, что было между нами. Он заставил меня выложить все начистоту, сказал, что узнал о нас от соседей…
У Чхану упало сердце, он почувствовал, как силы вдруг покинули его.
— Что же ты натворила, глупая твоя голова! Мы же договорились все держать в секрете!
— Он напился до чертиков и накинулся на меня с кулаками. Всю прошлую ночь терпела его побои. Думала, живой не останусь — вот и не выдержала…
У Чхану все перевернулось в душе, когда он представил, что любимая им женщина, с которой он жил почти супружеской жизнью три года, вынуждена терпеть тяжеленные кулаки и пинки своего мужа-грубияна, таскающего ее за волосы по всему дому.
— Я… мне хочется умереть… но дети… что будет с детьми…
Он не понаслышке знал о ее беззаветной любви к своим детям. Синджа души не чаяла в своих ребятишках: сыне-пятикласснике, дочери-третьекласснице и двух малютках детсадовского возраста. Чхану прекрасно понимал, что единственным предметом ее любви в этом мире были ее дети.
— Что значит «умереть»? Ты это брось! Гм-м… может, встретимся немного погодя…
— Не получится. Он сам придет к вам.
— Что? Придет сам?
— Сколько бы я не упрашивала его не делать этого! Мне хочется провалиться сквозь землю… Единственное, чего я желаю сейчас, так это умереть… Простите меня, прошу вас! Надо было держать язык за зубами… лучше бы мне умереть…
Чхану начало трясти мелкой дрожью от мысли, что с минуты на минуту в офис может заявиться муж Синджи и накинуться на него с кулаками прямо на глазах у всех сослуживцев.
— Поскорее уйдите с работы! Этот человек в гневе становится диким зверем! В обычном состоянии он ведет себя прилично, но если разозлится, то идет напролом как сумасшедший. Попросите сослуживцев сказать, что вы уволились с работы, и поскорее уходите оттуда!
Бедная женщина! В этой ситуации она еще и его пытается уберечь от опасности! Он не испытывал к ней злости или раздражения, наоборот, она показалась ему еще несчастнее. Поэтому он через силу проговорил как можно спокойнее:
— Ладно… Я сам разберусь, не переживай! И начисто выбрось из головы эти дурацкие мысли про «умереть»! Подумай о детях!
— Хорошо… да… пожалуйста… ради бога…
Было нетрудно догадаться, что она опять хотела попросить у него прощения, поэтому он со словами: «Все, пока…» первым положил трубку.
«Та-ак… Сейчас сюда ворвется ее муж… Как же быть?»
На него внезапно навалилась апатия, захотелось лечь, неважно где, закрыть глаза и уснуть. В голове не было ни единой мысли.
Синджу он встретил три года назад в один из зимних вечеров. Припозднившись на работе, он по дороге домой зашел пропустить стаканчик в пходжанмачха — палаточный ресторанчик в одном из переулков своего района. Из посетителей там была только одна женщина. Она была похожа на обычную домохозяйку, мать семейства, однако сидела перед наполовину опустевшей бутылкой соджу с выражением безнадежности на лице… Чхану она показалась красавицей. И в то же самое время ему пришло в голову, что в подобном заведении в столь поздний час пьют только женщины, скатившиеся ниже некуда.