— Перед уходом вы сказали, куда отправляетесь?
И хотя я знал ответ на этот вопрос, заданный мною уже в который раз, я спросил снова, так как был не способен спрашивать о чем-то другом.
— Ничего не сказала. Говорю же, почти что сбежала… — ответила она машинально. И я подумал, что, возможно, так оно и было.
— Вы готовы к тому, что у вас могут возникнуть неприятности? Это уже совсем не то, как было раньше, когда мы встречались в ёгване[21]… — допытывался я наставительно.
— Ну и пусть будет переполох, что с того?
— Неужели вы настолько во мне уверены?
— Я верю вам. Честно.
Она проговорила это с такой интонацией, какую я уже не раз слышал за последние два месяца. Я хорошо знал эти нотки. Это была интонация гипнотизера. Повтор, повтор и еще раз повтор обыденных слов. Наконец пациент начинает считать отправным пунктом для своих понятий и поведения слова гипнотизера. Моя Мария приступила к процессу гипноза. Я был доволен.
— Ну вот, еще целых тридцать минут ждать…
Она приподняла руку, сжимающую мою ладонь, слегка отодвинула рукав и, посмотрев на наручные часы, проговорила:
— Скорей бы уж объявили отправление…
После чего вновь взяла меня за руку.
— Как настроение? — спросил я.
— Хорошее. Просто хорошее настроение. Отчего-то чувствую умиротворение.
Все эти два месяца, стоило мне только поинтересоваться ее настроением, как она без утайки рассказывала до мельчайших подробностей о том, что чувствует. Мне кажется, она считала, что ее честность прежде всего необходима для моего исцеления. Мне хотелось верить ее словам. Однако ж было любопытно, как долго продлится это состояние комфорта.
— Мы и вправду уедем далеко-далеко и будем там жить? — спросил я.
— Говорю же, да. Поедем подальше отсюда и начнем новую жизнь. Поедем в оживленный порт на южной стороне, смешаемся с торговками рыбы и будем жить нелегкой жизнью.
— А я совершенно не готов к такой жизни.
— Это все потому, что не доверяете мне. Я же вас уже давно посвятила в наш план.
— Ну, я как-то не думал, что все это серьезно… Лучше признайтесь мне честно! Съездим на недельку и вернемся, ведь так?
— Говорю же, нет, — решительно возразила она.
Мне было неспокойно. Даже если признать, что бывают случаи, когда так и происходит, как она запланировала… Но ей-то ведь, черт возьми, это ничего хорошего не принесет? Бьюсь об заклад, пройдет месяц — и мы опять вернемся в Сеул. И бессмысленно отрицать явное. Потому что вскоре ее опять одолеет скука, и у меня также не будет намерения прожить с этой женщиной всю жизнь.
— Вы действительно уверены, что я люблю вас? — спросил я.
— Конечно же, вы меня любите! Вы, однако, считаете, что любовь — это что-то такое нереальное, вселенских масштабов?!
У меня мгновенно нарисовалась в голове картина того, как мы с ней живем в каком-нибудь захолустном ёгване в провинции. Грязное постельное белье, может, в придачу по подушке карабкается вошь, кто знает… На дне общественного оцинкованного рукомойника прилепилась чья-то сопля. Через окно слышатся вопли и визги играющих в камушки детей, а в это время мы без особого желания, словно бы по привычке, сливаемся обнаженными телами… Вдыхая запах липкого обволакивающего пота… И в этот момент появляются служащий министерства иностранных дел и Чинквон для того, чтобы вернуть падшую женщину.
— Сестра! Что за безобразие! Вы — и в этом клоповнике! — воскликнет Чинквон.
— Я все прощу, только давай вернемся домой! Подумайте о детях! — упрашивает любящий муж, сделавший себе карьеру благодаря связям жены.
После этого ее для начала ведут из захолустного ёгвана в первоклассный отель. Там есть все то чистое и опрятное, чего она уже и не чаяла увидеть: до блеска начищенную ванну, и одеяло из кашемира, и миниатюрные журнальные столики… Тут до женщины доходит, что на какой бы стороне жизни ты ни находился, дышат везде одинаково. И тогда она мгновенно стряхивает с себя все это наваждение и — «ту-ту» — на всех скоростях — в Сеул! Вот такая картина развернулась у меня перед глазами. А как представляет будущее она?