Ученик медленно вышел из темноты дзельквы и неторопливо зашагал по дороге, по которой совсем недавно так спешил сюда.
Университетские годы
Четыре часа пополудни, К. заходит в чайную напротив университета. Видно, и здесь сегодня вечером будет какое-то празднество. Рождественская елка горит всеми огнями.
— Вы не купите билетик? Сегодня у нас приготовлена праздничная программа на всю ночь, — говорит знакомая официантка, протягивая входящему К. коробку билетов. Он заглянул в нее: билетов было еще навалом. Где найдутся дураки, которые хотели бы провести предрождественскую ночь в какой-то там чайной прямо перед университетом?
— Да ну тебя! Мне и так некогда, бегаю как заполошный, пытаясь достать денег на сегодняшнее свидание… — Говоря так, К. оглядывает чайную в надежде увидеть какого-нибудь знакомого, который выручит его. И когда К. обнаруживает среди кучки сгрудившихся возле печки ребят Р., настроение у него резко улучшается. Однако что это? К. устремляется к Р., а тот, в свою очередь, с подозрительно радостным лицом вскакивает со стула и идет ему навстречу.
Четыре часа десять минут. К. почти вприпрыжку бежит к автобусной остановке. Ну конечно, если бы у кого-то из этих приятелей водились в кармане хоть какие-то деньги, они бы не сидели в чайной перед университетом и не занимались бы пустой болтовней, сгрудившись у печки. Честно сказать, не будь у К. договоренности о свидании с девушкой в пять часов, он бы тоже вот так и сидел с ними, разглагольствуя о пространных вещах под предлогом встречи Рождества. Однако сегодня, кровь из носу, К. должен достать денег, чтобы провести этот предпраздничный вечер со своей девушкой, которой он совершенно не достоин и которая вполне могла бы провести это время на более шикарной вечеринке в сопровождении смазливого кавалера. Ужин как минимум двести вон. Входные билеты в мюзик-холл, где не перед кем отчитываться и ты волен делать что хочешь, только сегодня, в эту предрождественскую ночь, продавались по особой цене — двести вон на человека, вместе с подругой — четыреста вон. Если сюда добавить плату за проезд наутро, необходимо иметь около тысячи вон. Однако на данное время — четыре часа десять минут, в кармане у К. было всего лишь сто вон, вымоленные у хозяйки съемной квартиры. И даже из этих денег пришлось расстаться с пятью вонами на автобус.
— Не подскажете, который час? — спрашивает К. у соседа в переполненном автобусе. Еще одна остановка — и дом S.
— Четыре часа двадцать пять минут.
— Как? Уже?!!
У К. все замерло в душе. То же чувство — чувство отчаяния, которое накрыло его с головой тогда, в школьную пору, когда в один из предрождественских вечеров под дзельквой он стоял один в кромешной темноте, — снова постучалось в его сердце.
А что, если S. не будет дома? Да нет же, он непременно окажется на месте. В двухэтажном доме этого приятеля имелся большой холл, так что наверняка S. будет устраивать сегодня ночью там вечеринку, пригласив своих приятелей с их подругами. А раз так, то с чего ему уходить? Конечно, он будет дома.
Четыре часа тридцать минут.
— О! Где вы так долго пропадали? Зайдите хоть ненадолго. Ой! Что это с вами? Вам нездоровится? На вас лица нет. Брат сказал, что к тридцатому числу обязательно вернется. Что, не зайдете даже? Когда он приедет, я передам, что вы заходили. До свидания!
К. торопливо покидает дом, даже путем не попрощавшись с младшей сестрой S. «Ну все… это катастрофа… Зря только ноги бил, приехав в район Чоннянни. Только время и деньги потратил зря. Погоди-ка… не найдется ли у меня в этом районе знакомых… — Торопливо шагая по переулку, К. извлекает из ящиков под названием «память» имена живущих поблизости отсюда, кто смог бы одолжить денег. — О! Ура! Есть! Вспомнил!»
Он слышал, что у дороги, ведущей в сторону Хоннына, один приятель-земляк по имени R. держит лавку пластинок. Эти слухи доходили до него прошлым летом. «Ну что ж, чем чёрт не шутит…»
Четыре часа пятьдесят пять минут. От голоса Пэта Буна[42] веет лютой зимой. Стоит послушать его песни, так даже посреди лета против своего желания начинаешь чувствовать какое-то предрождественское волнение. К. сидит на пластиковом стуле, наблюдая за тем, как R., пытаясь согреть руки своим дыханием, разбирает радио, которое только что оставил посетитель для починки. Глядя, как на этом жутком холоде приятель, одетый всего лишь в потрепанную рабочую одежду, в своей малюсенькой лавчонке, затопив угольный брикет и не обращая внимания, что он неимоверно чадит, изредка греет возле него озябшие руки и ноги, К. не смог заикнуться про деньги. И, как бы смешно это ни выглядело, вместо R. он снова и снова ставит на проигрывателе пластинку ни в чем не повинного Пэта Буна.