В голове кроме мыслей о еде ничего не было. Поэтому он готов был молиться как на Бога на этого красноглазого мужика, что накормил его. Умма зарылся мордой в сено и отчаянно задвигал челюстями. По вкусу оно было каким-то горьким и ни шло ни в какое сравнение с тем, что он ел дома, в семействе Пхаттори, однако в животе все урчало от голода, будто говоря, мол, нечего привередничать, давай, глотай скорее хоть что-то… Умма опустошил кормушку в мгновение ока, и мужик подвел его к поилке. Это действительно была какая-то странная еда, от которой он испытывал жуткую жажду. Умма напился так, что готов был лопнуть. Немного погодя Умму окружили угрожающего вида мужики с дубинками в руках. И даже не дав опомниться до ужаса испугавшемуся Умме, начали без разбору, с силой опускать свои дубины на тело несчастного загнанного зверя.
— Тебе, конечно, не повезло, но ведь и нам заработать малость надо… Только так вода по всему телу ровно разойдется…
Подзадоривая друг друга и нисколько не обращая внимания на вопли Уммы, мужики продолжали работать дубинками.
Стоило им уйти, как Умма потерял сознание и свалился на землю. Все его тело посинело и опухло, оно казалось почти вдвое больше обычного.
На следующий день в опухших от ударов, почти не открывающихся глазах Уммы отразился вид скотобойни, с грохочущими туда-сюда железными прутьями и пропитавшим все кругом отвратительным запахом крови. Умма тихо закрыл глаза. У него больше не осталось сил сопротивляться. Он только жалобно тихонько промычал: «Вроде бы и не сердил никого…»
Перед его закрытыми глазами промелькнули резвящиеся телята на поле перед родной деревней. И то всего на какое-то мгновение. Вместе с последним ударом, обрушившимся на его голову, эти воспоминания тоже исчезли. А через некоторое время тело Уммы разделали на части.
Несколько дней спустя в каком-то ресторане один из посетителей, поедающий пульгоги[49], с недовольным видом проворчал:
— Ну и ну! Не мясо, а подошва! Не прожуешь!
МАЛЫШ-СКОЛЬЗЫШ
Скользыш — симпатичное маленькое белое мыльце. Место рождения, само собой разумеется, — мыловаренный завод. Вложив всю душу, люди из разных составляющих произвели на свет малыша-скользыша и подобных ему.
Выпрыгнув из заливочной формы, в которой мыло остужают, Скользыш начал разглядывать свое маленькое белое красивое тело.
— Кто мы?
— И вправду, кто же мы такие?
Вслед за Скользышом и другие мыльца, выпрыгнувшие из охладительных форм, тоже с любопытством стали оглядываться.
— Кто мы, что люди с такой любовью сделали нас?
Когда Скользыш переспросил еще раз, откуда-то раздалось:
— Мы — мыло!
Оглянувшись на голос, Скользыш увидел, что это проговорило ужасно большое, некрасивое мыло.
— Что значит «мыло»? — спросил Скользыш.
— Нас называют мылом. Мы появились на этот свет, чтобы начисто смывать грязь.
— Вы-то, быть может, и мыло, а я, видимо, нет. Ведь вы такой большой, желтый и некрасивый, а я такой маленький, белый и симпатичный?
— Каким бы ты красавцем ни был, ты все равно мыло. Я хозяйственное — для стирки, а ты — туалетное мыло.
— Туалетное мыло?
— Я родился для того, чтобы отстирывать запачканную одежду людей, а ты нужен для того, чтобы смывать с людских лиц и тел грязь.
— А что значит «смывать грязь»?
Но ответа он не услышал — вдруг подошли люди и унесли Скользыша и его приятелей в другое место. После чего нарядили Скользыша в бумагу с красивым рисунком и поместили в большую коробку. А немного погодя приехала машина и забрала эти коробки с собой.
В несущейся машине Скользыш сказал своему соседу:
— Интересно, куда это нас везут?
— И действительно, куда бы это?
— Все равно здорово, ведь скажи? Катимся на всех скоростях в машине.
— И вправду, дух захватывает!
— А давайте петь!
— Точно! Давайте все вместе запоем!
Малыши-скользыши открыли свои милые ротики и весело запели хором.
Однако вскоре сдружившимся в пути малышам пришлось расстаться, потому что люди небольшими партиями забирали приятелей нашего Скользыша и куда-то уносили.
Скользыш тоже, пройдя через руки нескольких людей, в конце концов оказался в мыльнице общественной бани. Другие туалетные мыльца, что оказались там раньше, радостно приветствовали его.
— Привет! Ух ты! А ты красивее, чем мы!