— О, святой Яйнен! — пробормотала ведунья.
— Мне плохо в том мире. Тоскливо, одиноко.
Императрица замолчала, перебирая шёлковую ткань шарфа.
— Вы никогда не говорили про эти ужасные сны, госпожа, — с сочувствием произнесла ведунья.
— Да, никогда. Но теперь, накануне свадьбы, я решилась. Эти сны меня удручают, мешают жить. Нужно что-то делать, как-то повлиять. Ты это можешь?
— Нет, — не колеблясь ни секунды, ответила ведунья.
— Жаль.
Ретильетта задумалась, затем спросила:
— А ты можешь выяснить, откуда приходят эти сны? Из прошлого или из будущего?
— Да, это я могу.
Трольесса придвинула к императрице столик с золотой, янтарной и костяной инкрустацией, и подала ей серебряный гадальный стаканчик.
— Встряхните, госпожа, и высыпьте камни на столешницу.
Когда прыгучие чёрные камни остановились, ведунья склонилась над столиком. Вздохнув, сказала:
— Моя госпожа, эти сны приходят из будущего.
— Из будущего? Ужас! Всё то, что мне иногда снится, придётся пережить день за днём, час за часом?
— Увы, моя госпожа. Нужно будет набраться терпения. Я готовлюсь к тому, что в следующей жизни буду прислугой в доме богатых скупых фермеров.
— Тебе тоже снятся такие же ужасные сны? — удивилась Ретильетта.
— Да, госпожа. Моя кожа будет тёмной… — ведунья посмотрела на свои белоснежные руки.
— Ой, как плохо!
— Нужно будет терпеть, моя госпожа.
— Может быть, всё-таки можно как-то повлиять, что-то изменить? — спросила императрица. — Хотя бы незначительно…
— Нет, к сожалению. Никто, нет такой ведуньи, которая могла бы повлиять на незыблемый закон «Качелей», в простонародье — закон «Густо-пусто». Никому не дано изменить в нём хотя бы одну букву или цифру. Нужно смириться с тем, что вслед за роскошной жизнью последует убогая, за беззаботной — хлопотная. Ваша следующая жизнь, госпожа…
— … будет безрадостной, — договорила Ретильетта и тяжело вздохнула. — Я уже знаю, что меня ждёт.
*
Сон Натальи прервал звук, похожий на стрекотание цикады. Она открыла глаза, нажала на кнопку будильника, затем спрятала руку под одеяло. В комнате было прохладно, стоял полумрак. За окном, медленно кружась, падали крупные снежинки. В течение ночи на подоконнике скопился снег. На общей кухне за тонкой стенкой кто-то без устали гремел алюминиевой посудой.
ГНЕВ ЗЕВСА
«Зачем он в наш колхоз приехал? Зачем нарушил мой покой?» — пропела певица, после чего радио поперхнулось и замолчало. Двигатель заглох.
— Нет, нет! — произнесла Ирина, посмотрев на тёмную панель приборов. — Только не это! Так нельзя!
Она съехала на обочину развилки трёх дорог и, после того, как машина остановилась, несколько раз повернула ключ зажигания, приговаривая:
— Давай, заводись. Заводись, девочка моя. Нам нельзя тут стоять. Поехали! Ты ведь послушная и трудолюбивая. Поехали, красавица моя, домой.
Её уговоры не произвели на «послушную красавицу» должного впечатления. Юркая машина превратилась в безмолвную конструкцию.
— Спасите наши души, — пробормотала Ирина, достала смартфон и стала нажимать на кнопки. Телефон тоже не проявил признаков жизни.
— Это уже слишком! И что теперь делать?
Ирине вдруг стало беспокойно. Небольшое село, в котором жила её бабушка, находилось позади в десяти километрах. До оживлённой трассы нужно было ехать километров пять. Она оказалась одна-одинёшенька на развилке посреди полей, засеянных озимыми.
«Только не нужно паниковать, — успокаивая себя, подумала девушка — Мир не без добрых людей. Сейчас кто-нибудь из селян будет возвращаться из города, возьмёт меня на буксир… Переночую у бабушки. Позвоню домой, чтобы не волновались. Всё будет хорошо».
Ирина вышла из машины. Сельская дорога была пуста. По небу бежали тёмные тучи. Сильный ветер колыхал из стороны в сторону высохшую придорожную траву. Неподалёку от машины стоял дорожный указатель с табличкой: «Петушки. 10 км. Севрюгино. 17 км».
«Нужно было взять с собой Бурбона, — надвинув на лоб вязаную шапочку, подумала Ирина. — Жалко, что бабушка его недолюбливает, называя сыном Цербера. По-моему, очень хорошая сильная, смелая и умная собака. Я сейчас чувствовала бы себя намного спокойнее».
Она вздохнула, посмотрела на машину и подумала:
«Нет смысла поднимать капот. Во-первых, сильный ветер. Во-вторых, что толку смотреть на двигатель, устройство которого для меня дремучий лес. Не хочется оказаться героиней очередного анекдота про блондинок».