Порой из-за зубчатых верхушек скал открывался потрясающий вид на море. Доносился шум прибоя, низкий и раскатистый гул ветра. Небо затянули серые тучи, день шел на убыль, вечерние краски придавали окружающему миру угрюмости. Разговаривать никто не хотел, замолчала даже Тай. Все устали, кроме, пожалуй, Деррика, и хотели лишь одного — поскорее найти ночлег. Сумерки сменились ночью, стало настолько темно, что было невозможно разглядеть дорогу под ногами. Холод усилился.
— Все, дальше идти нельзя, — выдохнул Тарий, когда за очередным холмом мы увидели лишь безжизненную пустошь. Правда, деревьев здесь было побольше, да едва различимые силуэты пирамид виднелись у тракта.
— И что теперь? — прошипела выбившаяся из сил Тайдеона. — Будем ночевать под открытым небом?
— Можешь наколдовать нам дом, — с готовностью откликнулся Деррик. — Или переместить прямиков в Верфи! Сумеешь? Нет? Тогда не открывай рот попусту… Что там такое?!
— Знаешь, что я тебе скажу… — начала возмущенно девушка.
— Заткнись, — рыкнул Призрак. — Все заткнитесь. Я что-то слышу.
Он сбросил заплечный мешок и присел на корточки. Какое-то время просто сидел, ничего не говорил, даже, казалось, перестал дышать. Снял перчатку и приложил ладонь к земле.
— Где-то проехала телега, — уверенно заявил Деррик. — Если не ошибаюсь — не одна. Три или четыре.
— Это же тракт как-никак, — пожал плечами Лоббер Солье. — Чего удивительного…
— Удивительно, как ухитряешься чему-то учиться в университете, будучи тугодумом. Где мы находимся, помнишь? В этой части континента по ночам экипажи не ездят… и днем-то не всегда! Духи убитых во время войны людей — частые гости на тракте. Могут перепугать лошадей, тогда никакой возница не справится с животными. Да и темно здесь, дорога узкая, расщелин много.
Какое-то время потратили на препирания. Тарий неожиданно поддержал Лоббера и Тайдеону — они настаивали на ночевке в одной их каменных хибар. Призрак возмущался, приводил не очень разумные, как тогда казалось, доводы и грубил. Его сторону приняла Нисси. Она, судя по всему, попросту боялась ночевать в пирамиде. Я взял сторону Тай и Мелгера.
— Чтоб вас забытые боги оттрахали, — махнул рукой Деррик, когда окончательно понял, что проигрывает. — Больше слова не скажу.
Пирамида внутри оказалась ровно такой, какой их описывал Призрак: много сложенных горками булыжников, никакой мебели. В углу стояла ржавая лопата. Холодно, сумрачно и донельзя неуютно. Но никого это не смутило — на улице ревел ветер, кружил серебристую изморозь, и грозил сдуть в море любого дуралея, отважившегося бродить по тракту ночью.
— Все, можно погасить один из фонарей, — выдохнул Тарий, когда мы немного обустроились в убежище. — Запас масла и жира небольшой, лучше не палить попусту.
Колдуньи, впервые за все время путешествия перемолвившиеся парой слов, разожгли огонь. Он трещал и давал свет как настоящий, только горел на каменном полу и почти не грел. Трапезу устроили довольно богатую. Сыр, сухари, полоски вяленого мяса и подогретое пряное вино — то, что нужно уставшему и голодному путнику.
Не помню, почему проснулся. Просто раскрыл глаза и понял, что больше не смогу уснуть. Ноги озябли, нос и уши, казалось, вот-вот отвалятся. Огненный цветок по-прежнему трепетал посредине пирамиды, под потолком плясали тени. Нисси и Тай, несмотря на обоюдную неприязнь, спали чуть ли не в обнимку, укрывшись двумя одеялами. Тарий мощно храпел, завернувшись в какую-то необычную, белую и пушистую шкуру. Призрак прикорнул в углу: под голову сунул кожух, укутался в старое, латаное-перелатаное одеяло. Казался напряженным, словно приготовившийся к прыжку кот. Мелгер и Лоббер разлеглись рядом с девушками, будто оберегали их. Можно подумать, колдуньям нужна чья-либо помощь!
Я встал и, стараясь не создавать лишнего шума, выбрался на улицу. На востоке занимался рассвет, призрачный, с легким розоватым оттенком. Дымка скрывала побережье и безжизненную долину в низине. Никогда не любил раннее утро. Мне всегда казалось, что это время скорее принадлежит миру мертвых, нежели нашему. Есть в предрассветных часах нечто таинственное, пугающее. Здесь, вдали от крупных городов, чувствуется это намного острее. Но, надо сказать, взволновала меня далеко не близость мира духов.
Нечто в голове настойчиво твердило, что в округе не все гладко.
Дар.
Противиться ему было бы глупо, а я не настолько доверял себе, чтобы будить спутников, поэтому пошел один.
Конечно, следовало бы взять факел. Конечно, умнее было разбудить хотя бы Мелгера. Но мир принимал вновь вид и структуру великолепно сотканного гобелена, где каждая нить уникальна. И когда я заметил вдали в этом полотне разрыв, из которого выглядывали черные нити, не смог сдержаться и пошел туда.