Девушка будто разговаривала сама с собой. Она часто сбивалась, повторяя по нескольку раз одно и то же, глотала окончания слов.
— Со временем во всем разберемся, — я хотел немного ее приободрить и успокоить. — Сейчас можно выбросить из головы все стороннее. Я так и сделал! Даже про Тайдеону забыл… Мы просто приплыли на этот маяк отдохнуть. Так ведь, Нисси? А заодно понаблюдать за таинственным и древнейшим обрядом в обжитых землях.
Она улыбнулась в ответ. Но в ее глазах по-прежнему таилась тревога.
Скоро появились рабочие. Они принесли светильники, на медном ложе сложили березовые поленья и сухой лапник.
Трудяги закончили с приготовлениями и поспешили вниз, где их уже поджидал накрытый стол и непочатая бочка вина. Как только огонь озарит море, его станет видно на континенте. Люди севера оставят все дела и заботы, бодрствующие растолкают спящих. Погреба будут открыты всю ночь, а гулянья растянутся на неделю. В горах, на сторожевых башнях и холмах днями будут палить костры, чтобы яркий свет и жаркое пламя изгнали тень из обжитых земель.
Последними к нам присоединились Дрогмор и Мелгер. Писарь не без интереса разглядывал шкатулку в руках моего друга, но все его вопросы разбились об панцирь холодной отрешенности, в который заковал себя Мелгер.
Все было готово к ритуалу.
Я напряг ведовские силы, чтобы рассмотреть происходящее во всех тонах и красках. Мировое полотно предстало во всем великолепии.
Дрогмор положил большую книгу хроник на парапет, поставил рядом письменные принадлежности. Окунув перо в банку с ягодными чернилами, едва заметно кивнул царевне. Он был одним из немногих, кто знал всю подноготную нашего путешествия. И, как и приказывал Деметрей, собирался занести в хроники царства всю правду.
— Я готов! — Гринваль выступила вперед.
Копейщики, словно по команде, ударили древками в пол. Только тогда я понял, насколько глухая стояла ночь. Никаких сторонних звуков. Лишь посвист ветра да рокот моря.
Царевна подошла к ложу и вскинула руки к небу. Жест показался мне театральным и даже смешным, но обычаи есть обычаи. Следовало все делать так, как завещали предки.
— Клянусь служить своему народу!
Бэкмор и Брог ударили древками в пол.
— Клянусь гордо нести корону владыки севера и свято чтить древний уклад!
Вновь удар.
— Клянусь перед тобой, Огонь! И пусть кровь моя станет порукою! Я — Гринваль Первая!
А вот это, судя по всему, Деметрей явно не планировал. Не стоило ему недооценивать честолюбия своей дочери. Потому как флакон оказался отброшен в сторону, а Гринваль полоснула тонким ритуальным ножом себя по ладони, вырезая солнечный круг. Царская кровь потекла по бревнам и лапнику. Девушка закусила губу. Ее глаза слезились.
Когда первая капелька крови коснулась поверхности ложа, послышалось легкое шипение. Струйка дыма потянулась к потолку, и в следующее мгновение ее растерзал ветер. Огонь жадно расползался по поленьям, хрустел лапником. Кровь царевны кипела и горела не хуже смолы, так что вскоре огонь жадно облизывал каменный свод потолка.
Гринваль упала на колени, прижимая к порезу полу бесценного плаща. Никто ей даже руки не подал — произошедшее шокировало всех. Даже копейщики недоуменно переглядывались. На какое-то время я позабыл про огонь, который чудесным образом озарял небеса и бушующие воды на сотни лиг вокруг.
Первым тишину нарушил Дрогмор. Он смахнул со свежих записей остатки песка, подытожил, захлопнув книгу:
— Итак, поздравляю вас, добрые люди. Этот день войдет в хроники как первый — когда на трон Хеленнвейса взойдет женщина. Да… времена требуют перемен. И как же замечательно, что все мы, добрые люди, здесь присутствуем…
— Боги! — вдруг вскрикнул Мелгер. — А это что такое?
Его палец указывал на берег Фростдрима, чьи очертания стали видны более отчетливо. Где-то меж скал и утесов, посреди льдов и безжизненной гальки горел едва различимый костер.
— Нисси? — окликнул колдунью Брог. — Что это?
— Я… я не знаю! — девушка побледнела и закусила губу. — Там же никого не должно было остаться. Никого! Невозможно!
В молчаливом изумлении мы наблюдали, как во мгле Фростдримского побережья блуждают искры. Куда бы они ни направлялись, всюду вспыхивали костры. Вскоре весь берег был усеян багровыми точками, будто там встала лагерем настоящая орда. Сотни, тысячи огней!