— А дальше?
— А дальше — я вступлю в игру. Приведи Ношию к монастырю. Ночью. Девушка не пострадает… если не будет глупить.
— К слову, а сама-то ты кто?
— Глаза и уши ордена. Чуть реже — руки.
Я согласился.
Почему? Хотел набрать вистов. Так или иначе, мое дело не окажется забытым. Каолит честен, а орден магов непогрешим. Так что в университет я приеду, имея за спиной небольшие заслуги.
Обмануть дурочку, помешанную на колдовстве и магии? Что может быть проще. Я решил, что эта история станет эдаким прощальным подарком прошлому. И заделом на будущее.
Найти Ношию Келвьи не составило труда — каждое утро девушка начинала посещением бассейнов с лечебной грязью. Вот подобраться к дочери посла оказалось сложнее. За ней по пятам шествовали три наперсницы с широкими зонтами в руках, угрюмый лысый распорядитель, оплачивающий любую прихоть девицы, и пара крепких, плечистых охранников. Оружие им заменяли широкие ремни с массивными пряжками.
Девушка мало походила на уроженку Карохара. Светлые волосы, темно-зеленые глаза, белая кожа. В теле красотка.
Райвелин надела мне на правую руку довольно неудобный медный браслет — метку всех магов, не принадлежавших к ордену.
Натянув поглубже капюшон легкого серого плаща, я старался не показываться на глаза компании, но все время держался неподалеку, чтобы не терять из виду. Шанс представился, когда один страж отправился за кувшинами с водой, а другой увлекся курчавой наперсницей, с аппетитом уплетающей большой персик. Признаться честно, меня самого пленили капельки сока, стекающие по шее к ложбинке между грудей, но мысль о том, что тружусь на благо Каолита, пересилила плотский интерес.
Скользнув за спиной увлеченного охранника, я незаметно срезал кошелек с пояса лысого. Не переставая двигаться, бросил кошель на брусчатку. Медные кругляшки, звеня и подскакивая, покатились в разные стороны. Распорядитель всплеснул руками, и бросился собирать монеты.
Я вытряхнул из рукава пергамент. Проходя мимо Ношии, закатал рукав, показывая браслет. Глаза у девушки расширились.
— Прочитай. — Пергамент скользнул ей в корзинку, а я свернул в проулок между домами, спиной чувствую удивленные взгляды наперсниц.
«Повезло…»
Ночью у Монастыря прохладнее, чем где бы то ни было на побережье. Впрочем, такая уж особенность монастырей — летом в них прохладно, а зимой — чем злее стужа, тем теплее камни. Жаль, что на севере нет подобных строений. Думаю, нищие оценили бы их по достоинству.
Здесь же монастырь почти пустовал.
Но яблоневый сад цвел буйным цветом, дорожки были тщательно выметены, трава между деревьями аккуратно подстрижена. Неподалеку от сада — пасека. Это притом, что ухаживали за всем здесь всего семеро послушников, две сестры и пара монахов.
Лишь позади удивительного пятиугольного строения раскинулся безжизненный клочок земли, утыканный старыми и новыми родовыми обелисками, а еще высокими урнами из толстой глазурованной глины. Кладбище. Обелиски внутри полые, южане высыпают в них пепел и прах, оставшийся от погребальных костров.
Как и завещали давно всеми забытые боги — никакой жизни не должно было быть на кладбище. Землю посыпали солью, безжалостно выпалывали сорняки и траву. Безжизненная проплешина. Не самое приятное зрелище, надо признать, особенно — ночью. Только в урнах, наполненных песком, торчали букеты засохших роз. Мертвые цветы для мертвецов.
Я стоял в тени сторожки, в которой, судя по всему, хранились заступы, щебень, песок, цемент, ведра и прочие необходимые для поддержания порядка на кладбище вещи.
Как и условились — я зажег лучину, когда колокол пробил полночь.
Долго ждать не пришлось.
Ко мне, хрустя гравием узкой тропинки, направлялась невысокая фигурка в простом хитоне.
Девушка явно торопилась… Что ж, ее можно было понять.
Конечно, я не удержался и раскаленным ножом вскрыл сургучовую печать на свитке. В послании говорилось, что, дескать, маги-нелегалы — в моем лице! — предлагают Ношии в полной мере раскрыть могущество обруча. Потому что он — могучий артефакт, в который колдуны заключили великую силу. Якобы, носящий его потихоньку раздувает в себе искорку дара.