Пожалуй, и мне пора вздремнуть. С повозки я снял оленью шкуру, которая последнее время заменяла мне постель и сплетённую из сухой травы циновку, которую я сделал как-то для того, чтобы трава не забивалась во всякие места, когда у меня не было одежды. Я положил свой коврик около окна, и расстелив шкуру завалился отдыхать. Надо привыкать к новому коллективу. А раздающееся сопение меня почему-то успокаивало. Как там мои дочки? Кто теперь скажет? С этими мыслями я провалился в сон.
Глава восьмая. Новые заботы.
Ближе к обеду я проснулся, со странным чувством, как будто непонятно, где нахожусь, ведь я никогда не ночевал в своём доме. Стёкла играли переливающимися узорами, за окнами очень чётко просматривались качающиеся деревья, а в помещении будущей кухни было удивительно тихо и тепло. Я приподнялся на локте и увидел, что часть людей ещё спит, а остальные сидят ко мне спиной и о чём-то очень тихо шушукаются, хотя вернее сказать – бубнят. Я сел на шкуру и довольно громко сказал: «Всем придобрейшего утречка, милейшие!», ну вот нравился мне такой стиль общения, я находил его забавным, но вот что произошло дальше меня в корне поразило: все кто казались спавшими, подскочили на ноги, те кто сидели ко мне спиной моментально повернулись ко мне и все дружно глубоко поклонились. В них было что-то необычное, чего я сразу не мог понять, но только потом понял – они стали лысеть на теле, ведь раньше их от волосатых горилл было сложно отличить, а теперь они больше походили не людей, в самок стали видны груди, которые стали круглее, и как-то аппетитнее, что ли, если так можно сказать про почти обезьяну. Хотя заросшие они были ещё изрядно, особенно между ног. Ещё стала заметно светлее кожа. Если изменения будут продвигаться такими темпами, то скоро все они станут вовсе походить на людей.
– Вольно, – скомандовал я своему взводу неандертальцев, и они заметно расслабились, – Гаврила, подойди ко мне.
– Хазяина, я слушай, – речь со вчерашнего дня сильно изменилась, даже жалко было. Мне было так забавно с ними разговаривать.
– Гаврила, организуй мужиков. Нужно поймать больших лягушек на озере и принести с озера глины. Ты знаешь, что такое глина?
– Большая лягуш прыг сильно, человеки ловить не можно ни как. Вода иди боись, тама большой смерть живи, человекой питайся, – что то мой Гаврила разговорился, даже перечить мне стал. впрочем доля истины в его словах есть. Первочеловеки были хреновые пловцы, а лягушки попрыгают в воду, сам это проходил.
– Пошли со мной! – я пошёл к телеге, где в числе прочего лежала моя чудо-удочка из палки сплетённой из лыка верёвки и орехового прута.
– Вот, смотри, это называется удочка. Возьми в руку, да не так, за конец, – я сунул Гавриле в руку удочку, которую он сразу ухватил посередине.
– Косточкой перед лягушкиной мордой водишь, вот так, и она хватает косточку, понял? – я показал Гавриле, как нужно ловить лягушку.
– Хазяина, большая прыг лягуш зима прятайся, совсем берег не ходи, – а вот тут я допустил промашку, а мой страхолюдный друг совершенно прав. Лягушки зимой прячутся.
– Ладно, забей, – только произнёс я, как Гаврила со всего маху попытался воткнуть удочку в адамантовый пол, пол это пережил, а вот удочка нет, при этом разлетевшись в дребезги, а обломанным концом воткнувшись Гавриле в руку, причём проткнув её вдоль сантиметров на десять, пройдя от кисти вдоль руки и выйдя из запястья.
– У-у-у-у-у… Хазяина, помогай! Рука ай боли! – Здоровенный детина зажал руку, и прыгал на носочках, как поранившийся ребёнок. Я совсем не учёл прямолинейности неандертальца и непонимание современного сленга, который для него был совершенно чужд.
– Так, Гаврила замри и убери руку я посмотрю! – я убрал лапищу Гаврилы и осмотрел рану. Хорошего мало. Если учесть условия обитания – каюк Гавриле, но у нас есть очень сильное колдунство! Из-за дверей стали выходить интересующиеся шумом люди, которые с недоумением смотрели на прыгающего собрата.
– Теперь терпи! – я ухватил деревяшку за конец, торчащий со стороны ладони, и резким движением выдернул прут, в другую сторону тянуть было нельзя, так как другой конец расщепился.
Гаврило тихо застонал, и я услышал звук падения капель. Часть капель – это кровь, которая потекла из раны, а другие капли – это Гаврила не очень хорошо справился с болью и немного описался. Да уж. Задачка. А между тем кровь продолжала течь, скорее всего задет сосуд. Но хуже всего то, что под кожей явно просматривались застрявшие щепки. Надо с этим что-то делать.
– Граждане, попрошу всех вернуться в комнату, как закончим всё вам покажем! Бегом отсюда! – не хватало ещё, чтобы потом бубнили между собой о слабости Гаврилы, нужно его посинить, потом сам всё расскажет.
– Так, дружище, я понимаю, что больно, но нужно потерпеть ещё, так как иначе будет совсем плохо, – я достал ланцет, это самое острое, что у меня было, и аккуратно разрезал кожу на руке вдоль, чтобы можно было убрать остатки удочки. – Бледный Гаврила еле держался, но уже не писался от боли, а я отогнул кожу и аккуратно убрал щепки, которые смог найти, кровь сильно залила рану, и я ничего не мог больше увидеть. Единственный вариант – это пойти на алтарь, и там омыть руку.
– Пошли со мной, – и держа Гаврилу за повреждённую руку, я повёл его к алтарю.
Присев на алтарной плите, я притянул за собой Гаврилу. Не знаю, чего он больше боялся, своей раны на руке, или подойти к алтарю.
– Не бойся, я разрешаю, – Гаврила осторожно сел и протянул мне руку. Я ополоснул рану водой, и мне стало видно, где какие повреждения, и несколько мелких заноз. Их я выковырял с помощью шила.
– А теперь прикоснись к золотой руке, и попроси мальчика тебя исцелить, потом найдёшь душистые цветы и принесёшь ему, понял? – Гаврила аккуратно взял статую молодого меня за руку, и низким голосом попросил:
– Добрая каменный маленькая человека, Гаврила рука ой как плохо! Починяй рука, вкусный цветочка принесу. – какой же всё-таки ещё незамутнённый у него мозг… Где-то внутри я почувствовал тепло, и искреннюю просьбу разумного, естественно я не мог отказать ему. И рука на глазах зажила, остался только тонкий шрам. Гаврила ошарашено смотрел на руку периодически переводя взгляд на статую, на меня, и снова на руку.
– Спасиба хазаина! Спасиба хазаина! Мой хазяина самый добрый дух! Хазяина лечить Гаврила! – здоровый дикарь истерично кричал, пытался поцеловать мои кожаные ботинки и бился лбом об алтарную плиту.
– Так, заканчивай истерику. Иди и расскажи всем – если кто поранится – прийти сюда, и попросить исцеления. Понял? – я строго посмотрел на причитающего Гаврилу.
– Понял! Всем расказй, ай как расказай, ай какая хазяина карош! – пятясь задом, и продолжая биться об алтарь лбом, Гаврила с протяжным криком побежал рассказывать соплеменникам о чуде!
Пусть рассказывает и показывает всем свою руку, а я пойду кастрюлю, или уже точнее котёл доделаю.