Бойс раздраженно вздохнул:
— Парень говорит, как юрист.
Нолан вскинул на него глаза:
— Он и есть юрист. Я думал, ты знаешь, — он стряхнул пепел с сигареты. — До войны Джордан был почтовым инспектором, изучал по ночам юриспруденцию. Получил право адвокатской практики в суде за пару лет до призыва.
Нолан заметил мое изумление и сухо добавил:
— Мы много чего узнали. Например, ты был в Северной Африке, Индии, Китае; один из лихих парней спецслужбы Донована.
Бойс с отвращением поморщился:
— Прекрасно! Вот так история! Подозреваемый номер один на поверку оказывается юристом, остроумным молодым адвокатом, который знает все ответы. Он знает про ошибки очевидцев и про то, что они видят или не видят, но думают, что видят.
Я почувствовал, что вспотел, и повернулся к нему:
— Какого дьявола вам нужно? Чтобы я сказал, что знаю девушку, что мы жили вместе во грехе, что меня затошнило от духов, и я ее убил? Что я отравил ее в собственной квартире и отволок вниз в такси, где меня каждая собака знает? Вы думаете, я хоть на мгновение мог быть уверен, что скроюсь? С такой-то прислугой? Не отказывайте мне хоть в капле ума, инспектор. Может, я и не самый умный парень в мире, но если бы я задумал такое, то разыграл бы все куда лучше. Но только говорю я правду.
Нолан коротко буркнул:
— Ладно, парень, не кипятись, — и одарил меня долгим спокойным взглядом. — Хорошо, допустим, мы поверим в твою историю. Но есть такое, что проглотить сложнее. Ее одежда. По словам швейцара, на ней было только белье.
— Верно, — ухватился за его слова Бойс. — Почему незнакомая девушка оказалась в твоей квартире полуголая?
— Может, вы сможете объяснить, — вздохнул я. — Будь я проклят, если я могу. Она была раздета, когда я вошел. Зачем мне просить ее раздеваться?
Он зло сверкнул глазами:
— Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал?
Нолан вздохнул:
— Вот меня в моей квартире девушки никогда не встречали подобным образом.
— Тебе нужно их удивить, — ехидно посоветовал Бойс. — Нужно вернуться домой неожиданно.
— Очень смешно, — хмыкнул я. — Ха-ха-ха.
Нолан вынул сигарету и внимательно ее изучал.
— Что ты забрал из ее сумочки?
Я поднял глаза и столкнулся с его проницательным взглядом. Я ничего не ответил. Он был крайне умным мерзавцем, и почуял бы ложь моментально.
— Давай, давай, — подбодрил он. — Ты же не попросишь нас поверить, что не обшарил ее сумочку, пока она валялась на полу.
Я кивнул.
— Ладно, я проверил ее сумку. Но единственное, что я выудил — это клочок бумаги с моим именем и адресом.
— Ага… И что еще?
— Ключ, флакон духов, сотенную банкноту и горсть мелочи.
Нолан напрягся:
— Сотенную банкноту? Ты уверен?
— Несомненно.
— Верник! — взревел он. Впервые я услышал, что он повысил голос. В уголках вдруг ставшего неумолимым рта вздулись мускулы. В дверях показалась туповатая физиономия Верника.
— Тащи сюда таксиста, — бросил Нолан, — и не слишком деликатничай.
Верник исчез. Нолан потирал костяшки и мрачно качал головой.
— Упырь чертов! Обокрасть мертвую!
Я смотрел на него с удивлением. Полицейская ищейка, человек, который сталкивался со всеми мыслимыми убийствами — и осталось достаточно чувств, чтобы возмутиться обыкновенным мародерством! Сентиментальный коп.
Сейчас мы находились по разные стороны забора, но что-то в этом человеке мне нравилось.
— А как насчет ее одежды? — спросил я. — Метки химчистки или прачечной — что-нибудь для зацепки?
Он сурово покачал головой.
— Все было с иголочки. Каждый лоскуток. Все куплено в крупных специализированных магазинах. Опознать ее продавцы не смогут.
— Кто-нибудь заметит ее пропажу и покажется в морге.
— Мы не можем этого ждать, — загремел Бойс. — В случае убийства улики исчезают слишком быстро. След остывает, а память коротка.
— Но у нее должны быть родственники.
Нолан покачал головой:
— Знаешь ли ты, сколько окоченевших трупов мы ежегодно хороним в общей могиле? Сколько отдаем на медицинский факультет? Тела, на которые никто не претендует. Ни семья, ни друзья, никто. Можно подумать, их даже не находили в капусте, они так и продолжали там расти.
Зазвонил телефон, Бойс снял трубку, назвался и какое-то время слушал. Потом нажал рычаг и уперся в меня взглядом.
— Где ты брал бренди?
— В десятый раз повторяю, — устало промямлил я, — нигде я его не брал. Я ненавижу бренди. Меня от него мутит. Я никогда его не покупаю.