В тот же день я пересылаю по частям всю батарею с разведчиками в Летичев, где нас помещают в начисто разграбленном помещичьем фольварке и для ухода за лошадьми назначают восемь пленных чехов.
Я еду к бравому командиру:
– Батарея здесь! Давайте мне людей!
– А вот мы соберем сейчас нашу полковую раду (совет), что рада решит, то и будет.
На раде поднялся настоящий вопль: «Война кончена и мы все едем домой!»
Так я и остался со своими пятнадцатью разведчиками, с батареей и лошадьми, но без людей и уже без денег, так как почти все суммы были истрачены на довольствие людей и на фураж. Что было мне делать? Я решил ехать в Бердичев, в штаб Юго-Западного фронта. Приехав в Бердичев, являюсь в штаб. Спрашиваю, где Главнокомандующий. Отвечают: «Здесь, вот в той комнате». Странно! Нет часовых, никто не докладывает. Стучу в дверь.
– Войдите!
Вхожу и вижу – стоит знакомый мне по 41-му армейскому корпусу поручик Петренко.
– Рад вас видеть, поручик, – говорю ему, – я хотел бы видеть Главнокомандующего.
– Главнокомандующий – это я, – отвечает Петренко. – Что же вы хотите?
Тогда я объясняю ему, что у меня есть чудесная батарея, с полным конским составом, но без людей. Есть только пятнадцать разведчиков. Дайте мне людей, и я буду в вашем распоряжении.
– Видите ли, – говорит он, – вы имеете 15 надежных людей, а я и этого не имею. А орудий вокруг Бердичева валяется сколько угодно, и лошадей тоже. И все они дохнут с голода. Приезжайте ко мне с вашими разведчиками, а батарею бросьте там, где она находится.
– Хорошо, – говорю я. – Дайте мне приказ об этом.
– Приказа я дать вам не могу, это лишь мой вам совет. А вы поступайте как хотите.
– Очень жаль, – отвечаю ему, – но бросить без приказа вверенную мне батарею я не могу. Кроме того, что я – офицер, я еще и юрист, и чувство ответственности у меня слишком велико. И разведчики мои могут не согласиться на такое решение вопроса. Честь имею кланяться!
Я вернулся в батарею с чувством человека, потерявшего последнюю надежду на спасение. Сейчас же по возвращении я собрал местный совет из «побитового старосты» (городского головы) и других влиятельных граждан города, и они подписали мне свидетельство о том, что, ввиду создавшихся условий и приближения немцев, я должен был демобилизовать батарею, сняв и зарыв замки с орудий и снаряды, и передать все имущество и конский состав в распоряжение особой городской комиссии. Все это так и было сделано. Когда лошадь переходила в распоряжение комиссии, к ней подбегал очередной мужик из толпы, хватал лошадей под уздцы и уводил без всяких других формальностей, теперь ненужных. Свобода так свобода!
Мне осталось только написать отпуска моим верным разведчикам, поместить всю батарейную канцелярию на подводу, купить у городской комиссии пару батарейных же лошадей и уехать за 200 верст отсюда к моим родителям, в город Острог, объезжая по дороге подозрительные села.
Подъезжая к Острогу, я встретил настоящую украинскую конницу в высоких папахах с красными китицами.
– Кто едет?
– Бывший командир бывшей батареи!
– А пишущая машинка у вас есть?
– Нет!
– Ну проезжайте!
А через два дня, в Остроге, стук в дверь – ив комнату входит мой пропавший командир капитан Киркин.
– Я все время шел за вами по пятам, опрашивая окрестных жителей, – сказал он мне. – Все, что вы предприняли, я знаю и все одобряю. Иначе вы не могли поступить, и я сделал бы то же самое. А теперь я должен спешно уходить от вас «по шпалам». Немцы уже в Ровно, и поездов нет. Не могу даже остаться у вас переночевать.
Я дал ему одну из лошадей, и он уехал. Потом мы встретились с ним в Киеве, где я работал под его руководством для Добровольческого движения. Большевики его расстреляли. Это был настоящий герой, спокойно и со своей доброй улыбкой пошедший навстречу своей смерти.
В моих воспоминаниях особое место занимает Съезд офицерских делегатов армии и флота в Петрограде весной 1917 года. Мне не совсем понятно, почему его замолчали, даже в объективных воспоминаниях генерала А.И. Деникина.
Это были месяцы, когда многим казалось, что согласованность творческих революционных сил и творчества предшествующих поколений удержит в равновесии государственное здание России. Это были месяцы, когда офицерам не отдавали чести, но еще не снимали погон. Съезд отличался от съезда в Ставке Верховного Главнокомандующего своим составом: в нем были не только фронтовые части, но и запасные полки; это влияло на степень политического разложения.
62
Ефимовский Евгений Амвросьевич. Окончил Московский университет. Офицер ударного полка имени 1 марта. Был членом делегации от командования Добровольческой армии в славянские страны. В Северо-Западной армии в 1919 г. был редактором газеты «Грядущая Россия». В эмиграции – один из лидеров монархического движения. Участник Рейхен-галльского монархического съезда 1921 г., с марта 1922 г. председатель Русского Народно-Монархического Союза. Умер 4 сентября 1964 г.