Я перебила его, осторожно закрывая своей ладонью ему рот:
- Папа, прошу тебя: тихо! Сопоставляй и делай выводы только после свадьбы. Когда ты поймешь, кто я, прошу тебя, позови меня. Задай вопросы, тогда делай выводы. Чтобы обезопасить тебя, прошу об одном: только ПОСЛЕ свадьбы!
Чарли растерянно возразил, вспоминая все же о Сью:
- Белла, я ещё не знаю, будет ли свадьба. Почему только сейчас, когда Сью узнала, что я люблю её, она показала мне это. Почему не раньше? И что означают её слова, когда она сказала, что моё решение теперь либо убьёт её, либо сделает счастливой? Белла, объясни!
Хорошо, что мысли Чарли снова заняты Сью. Я, как могла, рассказала Чарли о запечатлении и о том, что происходит с волком, если его пара умирает. Он был потрясен. Сидя на диване, он размышлял вслух:
- Она, значит, всегда меня любила. Я ничего не замечал. Я бывал часто в гостях у них, но она просто заботливо ко мне относилась. Я и не думал, что это любовь! А как же Гарри? Я же виноват тогда перед ним?
Я стала отца успокаивать, не думала, что его мысли примут такой оборот. Поэтому, немного возмущенно, произнесла:
- Папа, это не совсем любовь, это другое. Спроси Джейкоба, он тебе лучше расскажет, что означает запечатление. И ты ни в чем не виноват перед Гарри!
Чарли обратил внимание на меня. Он заинтересовался только первой частью моего ответа.
- А что знает Джейкоб о запечатлении? Он запечатлён?
Немного остановившись, как-будто, обдумав пришедшую ему мысль, он с лёгким ужасом продолжил:
- Неужели на тебе? Тогда бы это объяснило, почему он до сих пор с вами. И тебе его не жалко?
Я решилась сказать Чарли правду:
- Нет, он запечатлен не на мне. Его пара - Ренесми.
От этого известия у Чарли пропал дар речи. Лицо то бледнело, то краснело. Когда он смог говорить, он спросил:
- А Эдвард знает об этом? Это же его племянница и она маленькая. Как он терпит такое!
Я поспешила объяснить отцу, что все не так ужасно, как он предполагает:
- Эдвард знает. И он знает мысли Джейкоба, поэтому и терпит такое. В мыслях Джейка ничего плохого нет. Для Ренесми он пока, как старший брат, как няня, как друг. Когда Ренесми вырастет, она сама решит, кем Джейкобу быть для неё. А ты решай, кем будет для тебя Сью. Скажи, ты разлюбил её, когда увидел, что она может превращаться? Ты поменял своё мнение о ней, как о человеке?
Чарли не ожидал, что я вернусь к началу разговора. Он, молча, посидел рядом со мной. Потом ушёл на кухню. Судя по звукам, выпил стакан холодной воды. Вернулся, от него пахло валерианой. Его сердце стучало чаще, чем обычно. Затем в раздумчивости, стал отвечать:
- Нет, я люблю её. Просто я в шоке от этих тайн. Все к чему я привык, вовсе не такое, каким кажется. Да и она убежала сразу после превращения. Я ничего не успел сказать.
Я подскочила и принесла ему телефон:
- Тогда звони ей и зови обратно. Объясни, что испугался не её, а того, что легенды вдруг стали правдой. Скажи, что любишь её.
Я, вспомнив про то, что с Джейком мы ладили лучше, когда он был в обличье волка, прибавила, усмехнувшись:
- Тебе ещё понравиться прижиматься к её теплому боку в волчьем облике. Джейкоб, в виде волка, лохматый и теплый. Ренесми он нравится. Она даже катается на нем,- и с усмешкой добавила: - Тебе, конечно, кататься не предлагаю.
С этими словами я убежала. Чарли настолько был поглощен всем случившимся, что совершенно не заметил, что я ушла и была без машины.
Итак, одно предсказание Элис почти сбылось. Вскоре Чарли узнает обо мне всё. Сегодня он и так был очень близок к разгадке. Страх из-за того, что отец узнает мою тайну, сдавил что-то в груди. Хорошо бы он вспомнил о своем обещании поговорить со мной прежде, чем делать выводы.
Когда я пришла домой, Эд встретил меня музыкой. Он играл "Лунный свет" Дебюсси. Я пожалела о том, что в Фэрбенксе у нас нет рояля. Я постояла на лужайке и послушала. Чувство тревоги улеглось.
Войдя в холл, я подошла к мужу. Стараясь не мешать, обняла его за плечи и поцеловала в макушку. Тихо произнесла:
- Спасибо за музыку. Она меня успокоила.
Постояв рядом, я послушала звуки рояля, которые сливались в великолепную музыку, послушную пальцам виртуоза. Когда Эдвард закончил играть, я посмотрела на него и спросила:
- Эдвард, где Карлайл? Мне нужно с ним переговорить. Сразу прошу, обещай, что не будешь слушать мысли. Это не по поводу Чарли. После разговора, я тебе все покажу.
Эд остался в гостиной. Я спиной чувствовала, что он обижен. Не могла я ему рассказать всего, о чем собиралась поговорить с Карлайлом. Я вспомнила о своем обещании: рассказать доктору об обращении. Прошло полтора года, а я и не думала выполнять его.
Когда я зашла в кабинет, Карлайл сидел за столом и читал. Он, увидев, что я зашла в кабинет, сказал:
- Элис предупредила о том, что ты сегодня захочешь поговорить со мной. Я тебя ждал. Но, прежде скажи, как там Чарли?
- Когда я покинула отца, он собирался звонить Сью, чтобы позвать обратно. От шока отошёл, но был очень близок к нашей тайне. Вдруг он догадается, кто мы, а от Сью откажется?
Отложив книгу на край стола, Карлайл заботливо посмотрел на меня и постарался успокоить:
- Тогда, придётся защищать его, либо обратить, что совсем не хотелось бы. Но его смерти никто не допустит.
Карлайл сам коснулся трудной темы. Я села в кресло, напротив доктора, и начала разговор:
- По поводу обращения, помните, я вам обещала рассказать, что я чувствовала за те два дня превращения?
Отец Эдварда, самый спокойный из Калленов, терпеливо согласился:
- Да, я помню. Я ждал, пока ты сама решишься мне все поведать. Не все было гладко, как казалось?
Я стала рассказывать, вспоминая с содроганием боль и огонь:
- Да, далеко не все. Вначале я чувствовала, что умираю, но из последних сил цеплялась за жизнь. Только образ Ренесми ещё удерживал меня на поверхности. Потом исчез и он. Но тут я почувствовала боль. Она возникла из сердца и разлилась по всему телу. Морфий не давал пошевелиться, он полностью меня парализовал. Но боль не убрал. Огонь боли жёг моё тело. Я вся горела, каждая клеточка выгорала дотла. Я могла мыслить. Тогда мой мозг сравнивал эту боль, как в тысячу раз превышающую ту, что я когда-либо чувствовала. Я вспоминала все, что мне рассказывали об обращении. Я хотела умереть. Я хотела кричать об этом, но не могла. Потом, огонь стал уходить, боль покидала меня. И я смогла слышать, смогла чуять ароматы, витающие в воздухе. Смогла считать вздохи Эдварда, чтобы хоть как-то чувствовать течение времени. Затем я ощутила, что могу пошевелить пальцами рук, но боялась потерять контроль над собой. Поэтому, только с последним ударом сердца, я открыла глаза, и смогла управлять своим телом.
Карлайл слушал внимательно. Когда я закончила рассказывать, он спросил с интересом ученого:
- Белла, а как ты укротила голод? Ты бралась за своё горло только тогда, когда тебе говорили о голоде. Я такого ещё не видел.
Я посидела, немного молча, потом вспомнив всю гамму чувств, я ответила:
- Я чувствовала, что горло горит, но столько всего видела и слышала, что это отвлекало меня от жажды. Все виделось по-другому, по новому, это настолько меня поразило, что о голод чувствовала, когда о нем напоминали. Да и боль казалась незначительной, по сравнению с адским огнём, который терзал меня ранее. Ради всего нового, я готова была ещё терпеть.
Отец Эдварда встал и, обойдя стол, обнял меня за плечи, чуть сжав их. Сел в кресло рядом, и заглядывая мне в глаза, поблагодарил:
- Спасибо, что рассказала. Я подозревал, что за твоей полной неподвижностью, что-то скрывается, но не мог предположить, что это был адский огонь. Что ты ещё хотела у меня спросить?
Я, обдумав свои желания, спросила совета Карлайла:
- Я хотела посоветоваться, по поводу частоты моего голода. Последнее время, я намного чаще хожу охотиться. Мне стало тяжелее находиться среди людей, чем раньше. Чем это можно объяснить? Я пока не говорила об этом Эдварду, не хочу его огорчать, но то, что Элис написала ему о моих красных глазах, заставило призадуматься и прийти за советом.