— Я хотела бы поговорить с директором Лоренсом, пожалуйста.
Ответа не последовало. Я переступила с ноги на ногу, ожидая чего-то — какого-нибудь признания, что я вообще существую. Я уже могла по памяти проследить путь одного синего треугольника света на полу, когда директор, наконец, вошёл в зал.
— Идёмте со мной, — сказал он. Подавленная и обеспокоенная будущим разговором с ним, я пошла следом, уткнувшись взглядом в край своей юбки. Он провёл меня на один из верхних этажей в свой кабинет.
Сразу стало понятно, что он уже давно занимает этот пост. Комната была хорошо обжитой. У каждой части и фрагмента наполовину изготовленных машин имелось своё пространство, начиная с тела тщательно смастерённого вручную механического павлина и заканчивая абстрактными медными и серебряными приспособлениями, предназначение которых оставалось неизвестным. Его инструменты и бумаги были тщательно организованы и разложены по местам.
Я осторожно наблюдала за директором, пока он усаживался в богато украшенное кресло с высокой спинкой. Оно хорошо вписывалось в интерьер с гнетущими голыми стенами и узкими окнами. Он пригладил острую бородку и сложил пальцы домиком.
— Вы хотели поговорить со мной? — он выглядел невозмутимым.
Я посмотрела вниз на гладко отполированное дерево старого письменного стола. Прошлой ночью я часами репетировала в уме, что сказать, но теперь с трудом могла найти в себе силы, чтобы произнести это.
Лучше всего сказать прямо.
— Я хотела бы, чтобы другие студенты называли меня Мег, директор.
Он поджал губы и сложил руки на столе.
— Понятно. Боюсь, это невозможно.
Конечно, ещё как возможно. Меня звали Мег. Три буквы. М-Е-Г. Даже нетрудно в произношении. Я посмотрела ему в глаза и взмахнула ладонью.
— Требование обращаться ко мне по фамилии выделяет меня среди остальных.
Казалось, на директора это не произвело ни малейшего впечатления. Он откинулся назад на спинку так далеко, как только позволяло кресло.
— Вы и так выделяетесь, — он слегка склонил голову. — Хотите вы того или нет.
Я посмотрела на свои руки и замолчала. Я не могла этого отрицать.
Он тяжело вздохнул.
— Возможно, с моей стороны было нечестно выдвинуть вашу кандидатуру…
— Нет, — возразила я, вновь посмотрев на него.
Он поднял руку, призывая меня к тишине.
— Неважно, как вас называют, факт остаётся фактом: вы никогда не будете такой, как ваши сверстники. Вы должны быть чем-то большим, и даже тогда любое признание вашего успеха будет неохотным. Ваше имя не имеет значения.
— Прошу прощения, директор, но я считаю, что вы ошибаетесь, — я положила руку на стол. В самом деле, мой пол не менялся, но моё имя будет постоянным напоминанием об этом обособлении. — Если остальные должны видеть во мне равного члена Академии, моё имя не должно вставать между нами. Как они могут относиться ко мне как к товарищу-ученику, если каждый обязан обращаться ко мне так, словно при официальном визите? Я не могу быть двумя людьми одновременно.
— Но вы можете быть довольно смелой, и это одна из причин, по которым я выдвинул вас в кандидаты. Вы останетесь частью этой Академии до тех пор, пока это происходит на моих условиях, — уголок его тонких губ приподнялся в улыбке. — Однако у вас нет права на ошибку, моя дорогая. Если вам придётся выезжать из дома в среду, чтобы быть здесь в воскресенье, я ожидаю, что вы так и поступите. Я ясно выразился?
— Да, директор.
— Я не хочу, чтобы из меня делали дурака. Я восхищался вашим отцом и надеюсь, что вы будете уважать его наследие, — он встал, возвышаясь надо мной.
Неожиданно я почувствовала себя виноватой.
— Да, директор.
— А теперь идите. Мне многое нужно подготовить перед следующей встречей, — он небрежно махнул рукой в сторону двери.
— Но моё имя…
— Останется таким, какое оно есть. Назовём это данью приличиям. Я не хочу, чтобы молодые люди забывались. Пока вы здесь, я отвечаю за ваше благополучие. Доброго дня, мисс Уитлок.
Он снова сел, и у меня не осталось другого выбора, кроме как покинуть комнату. За один день я прошла через тернии, и наградой мне стало то, что от меня вот так быстро отделались.
Это моё имя, но его каким-то образом превратили в заложника необходимости убедиться, что молодые люди не ведут себя грубо. Я просто хотела учиться. Это всё, чего я когда-либо хотела. За сегодня я узнала несколько вещей, и всё же ни одна из них не имела ничего общего с изобретениями.
Что-то пробудилось во мне. Не знаю, что это такое. Знаю лишь, что это казалось неукротимым и мощным. Я проявлю себя. Я им всем покажу.