Роль литературной утопии, опирающейся в основном на воображение, выглядит не столь значительной на фоне стройной теории, разработанной основоположниками научного коммунизма К. Марксом и Ф. Энгельсом и доказывающей историческую неизбежность смены капитализма коммунизмом. Но для развития литературы утопия сделала немало. К этому жанру обращались Э. Золя («Четыре Евангелия»), А. Франс («На белом камне»), Г. Уэллс («Современная утопия», «Люди как боги») и др. В творчестве многих писателей благодаря утопии усилилось критическое начало, возникли даже так называемые «негативные утопии», в которых говорилось не об идеальных, лежащих в отдаленном пространстве или времени государствах, а рисовалась безрадостная картина грядущего в том мире, где мы живем. Родиной «негативных утопий» стала Англия. «Эревуон» С. Батлера, «Через Зодиак» П. Грега, «Машина останавливается» Э. М. Форстера и. т. д. предлагают читателям такие варианты будущего общественного устройства, которые могут быть объяснены лишь одним: полным крушением надежд на всеобщее счастье исключительно благодаря достижениям науки и техники. О возможных последствиях развития буржуазного общества, близких к кошмару, предупреждают М. Конрад («В пурпурной мгле»), Д. Лондон («Железная пята»), Г. Уэллс («Война миров», «Машина времени»), сатирические утопии К. Чапека, а позже — антиутопии О. Хаксли («Прекрасный новый мир») и Дж. Оруэлла («Скотный двор», «1984»).
Среди первых «негативных утопий» начала XX века часто упоминают роман английского писателя Гилберта Честертона (1874–1936) «Наполеон из Ноттинг-Хилла» (1904), представляющий интерес для современного читателя как один из своеобразных итогов путешествий по странам Мечты.
Фантазия Честертона устремляется не в далекую страну, а в хорошо известный Лондон, изображаемый, правда, через восемьдесят лет. В зарисовке будущего склонный к парадоксальному мышлению писатель утверждает, что его город спустя десятилетия «будет выглядеть почти так же, как он выглядит сегодня», ибо англичане разуверились в революционных преобразованиях и страна не просто остановилась в развитии, но погрузилась в рутину, за ненадобностью упразднив армию и полицию и предпочтя новым сомнительным истинам старые понятия и привычки. Мудрецы и пророки, предрекавшие перемены, просчитались, их прогнозы рухнули. Демократия умерла, существует деспотия, но не наследственная: король назначается из чиновничества, он — «всеобщий секретарь, и ничего больше». Лондонцы ежедневно монотонно вершат привычные дела, наслаждаясь стабильностью, покоем, миром и тишиной. Таким образом, время на страницах честертоновского романа сначала как бы застывает на месте, а потом и вовсе обращается вспять.
По жребию королевское звание достается чиновнику Оберону Квину, обладателю специфического чувства юмора, одержимому безумной идеей превратить славные пригороды Лондона в подобие средневековых городов и вдосталь посмеяться над результатом. Внешне жизнь после этого волшебно преображается: пестрые, красочные наряды, сменившие серые и черные одежды, радуют глаз, а ворчанье лавочников, неохотно облачающихся в костюмы предков, искренне веселит зачинщика. И вот уже по воле полусумасшедшего шутника, оказавшегося у власти, под влиянием средневековой оболочки перестраивается психология людей, а затея, начавшаяся как игра короля, приводит к действительной, совершенно фантастической реставрации средневековых нравов.
В центре причудливой картины возникает соответствующая фигура — своего рода «Наполеон из пригорода» (таков, кстати, не дословный, но точный по смыслу перевод заглавия романа в издании 1925 года). Это рыжеволосый Адам Вэйн, своевольный правитель Ноттинг-Хилла, который всерьез принимает затянувшуюся королевскую шутку и с оружием в руках — отстаивает мифические права на суверенитет своего предместья. Жестокая сеча на улицах города уже не развлекает короля, с ужасом взирающего на зверства вооруженных средневековыми пиками и алебардами латников, ибо покров цивилизации быстро слетает с соратников честолюбивого молодого человека и его противников. Рассказ обретает черты притчи: Честертон как бы приоткрывает завесу будущего, набрасывая пророческую картину еще не родившегося в ту пору фашизма.
Возможно, сам писатель не подозревал о предупреждающей роли своего произведения. Не только он, но и английские критики вплоть до недавнего времени склонны рассматривать его книгу как своеобразную шутку, объясняя этим и обилие юмористических сцен, и несколько легкомысленный, буффонадный финал. В самом деле, повествовательная манера Честертона остроумна и увлекательна, полна неистощимой выдумки, неподдельного мастерства, хотя и несколько романтически наивен взгляд автора на историю. Однако читатель сумеет разглядеть в его романе серьезнейшие социальные и психологические проблемы, уловить глубокий философский смысл.
Обильна и многообразна мировая утопическая литература. Почти каждая страна вносила и продолжает вносить в эту сокровищницу самобытный вклад. Идеал жизни воплощается то в вавилонской легенде или древнеегипетской сказке, то в картине библейского Эдема, то в описании волшебной страны Кокейн в Англии и Кокань во Франции, то в изображении царства всеобщего счастья в Беловодье или невидимом граде Китеже. При этом с каждым витком времени границы мечты расширяются — от абсолютно земного идеала страны всеобщего изобилия, расположенной на далеких островах, до выхода за пределы Солнечной системы, на просторы Вселенной. И здесь возникает вопрос: в какой мере эта литература, рожденная потребностью в совершенствовании человека и общества, тягой людей к прекрасному, связана с действительностью? Существует ли, говоря современным языком, «обратная связь» между литературой и жизнью?
Знаменитый социально-утопический роман Чернышевского называется «Что делать?» вовсе не случайно. «Делать» жизнь по законам разума и справедливости пытались и читатели, и сами писатели. Среди таких попыток превратить в реальность утопическую модель идеального государства можно назвать фабрики Роберта Оуэна, созданные под несомненным влиянием книг Т. Мора и Кампанеллы, общину «Икария», организованную Э. Кабе в одном из американских штатов, утопические общины в России. Многие из проблем, поднимаемых в тех произведениях, что составили настоящий том, не потеряли своей актуальности и в наши дни, взять хотя бы проблему воспитания подрастающего поколения. А разве утратили остроту «негативные» утопии, предупреждающие человечество от трагических вариантов будущего? Ведь такие варианты весьма и весьма возможны. Но жизнь идет вперед, и люди не склонны сидеть и ждать, пока все беды свалятся на их головы, человеческой природе это просто несвойственно. Ищут выход политические деятели, ученые, писатели, и потому не умирает и не выдыхается утопия, воспевающая светлое, доброе, разумное, потому создаются и будут создаваться основанные на законах гуманизма модели утопического общества. А книги, подобные настоящей, помогут узнать историю мечтаний, историю споров о грядущем, дадут возможность сравнить прошлое и настоящее, чтобы лучше подготовиться к будущему.
И. Семибратова
Томас МОР
Золотая книга, столь же полезная, как забавная,
о наилучшем устройстве государства
и о новом острове Утопии
Томас Mop шлет привет Петру Эгидию