— Если это всплывет, меня убьют. И хорошо, если только меня. Может, и еще кого заодно. Невинных людей.
— Помнится, в этом городе была только одна невинная жертва, — поддела Амат и тут же прикусила язык.
— Меня убьют.
Она на миг смешалась, потом высвободила руку и приняла позу согласия. Вилсин дал ей встать. Ногу пронзила боль. А бальзам остался дома. Утрата этого мелкого утешения, как ни смешно, досадила ей горше всего — последняя капля превратила мир в кошмар наяву.
В дверях Амат обернулась, опираясь на разбухшую от влаги трость, и поглядела на начальника. На своего старого друга. Его лицо было каменным.
— Ты проговорился, чтобы я нашла способ их остановить, так?
— Я сглупил. Был расстроен, растерян, чувствовал себя одиноко. — Теперь его голос звучал крепче, увереннее. — Не подумал как следует. А сейчас мне стало ясно, что к чему. Сделай, как я прошу, Амат, и все обойдется.
— Это мерзко. Все равно, ради чего. Мерзко, жестоко и преступно.
— Согласен.
Амат кивнула и закрыла за собой дверь.
3
Весь день в небе было ясно, жарко и душно. Дождь пошел только на закате: в вышине нагромоздились огромные тучи, а их белесая бахрома подернулась розовым, золотистым и зеленовато-сизым. Серая пелена дождя медленно ползла с гор на город, теряя в сумерках праздничные переливы, гоня перед собой порывистый ветер, пока наконец не добралась до брусчатых улиц и черепицы. Там-то, в темноте, и грянуло.
Лиат лежала головой на груди Итани и слушала бурю: сердитый шорох ливня, низкий рокот воды, текущей по мостовым — как у реки в разлив. Здесь, в ее комнате в Доме Вилсинов, дождь никого не пугал. Да и по улицам можно было спокойно пройти. Вот на окраинах — в веселом квартале, у побережья, возле складов — люди были вынуждены прятаться под навесами до тех пор, пока ливень не поредеет и не схлынет вода. Лиат прислушивалась к шелесту воды и сердцебиению Итани, вдыхала свежий запах дождя, смешанный с ароматом их разгоряченных тел. В летних городах даже ночной дождь не охлаждал воздух настолько, чтобы хотелось укрыть наготу.
— Нужно подыскать твоей сетке карниз попрочнее, — проговорил Итани, потыкав пальцем ноги тряпичный узел. Лиат вспомнила, что полог обрушился час-другой назад, и улыбнулась. Близость обессилила ее — руки-ноги стали податливыми и неловкими, кости словно размякли, как у морского существа.
— Я люблю тебя, Тани, — сказала Лиат. Он гладил ее шею. Руки у него были грубыми — крепкими и мозолистыми от работы, — но он умел быть нежен, когда хотел. Она посмотрела на него снизу вверх, оглядела продолговатое лицо и взъерошенные волосы. Итани улыбнулся. В лучах ночной свечи его кожа почти сияла.
— Не ходи сегодня в бараки. Побудь здесь, со мной.
От его вздоха голову Лиат приподняло и мягко опустило вниз.
— Не могу. Побуду еще немного, пока дождь не поредеет. Мухатия-тя следит за мной с тех пор, как ты отправила меня охранять Вилсина-тя. Только и ждет повода, чтобы взъесться.
— Он просто завидует, — сказала Лиат.
— Он не просто завидует. Он еще и распоряжается моим заработком, — произнес Итани с усталым смешком.
— Так нечестно. Ты же умнее его! Знаешь азбуку и счет. И все тебя больше любят, чем его. Надо было тебя поставить надсмотрщиком!
— Будь я надсмотрщиком, меня быстро разлюбили бы. Если б Крошка Кири, или Каимати, или Танани заподозрили, что я урезаю им выручку за опоздания или медлительность, они говорили бы обо мне все то же самое, что сейчас — о Мухатии. Так уж повелось. К тому же мне моя работа по душе.
— Все равно у тебя получалось бы лучше.
— Может, и так, — согласился Итани. — Хотя слишком многим пришлось бы пожертвовать.
Повисла тишина — уже иного рода, чем раньше. Лиат чувствовала, как Итани настороженно затаил дыхание. Он ждал вопроса, ждал, когда она снова примется за свое — и не ошибся.
— А ты спрашивал у Вилсин-тя насчет места?
— Да.
— Ну и?
— Сейчас у него нет ничего на примете, но он постарается узнать поточнее.
— Это хорошо. Ты ему понравился. Просто отлично. — И снова молчание, отчужденность… — Если он предложит тебе должность, ты ведь не откажешься, правда?
— Смотря что предложит, — ответил Итани. — Не хочу делать то, чего не хочу.
— Итани! И когда ты научишься думать наперед? Придется потерпеть. Если глава Дома Вилсинов даст тебе работу, а ты откажешься, второго случая не будет! Одними отказами не проживешь. Иногда надо и соглашаться — даже если не очень хочешь. Если потом это даст тебе то, что ты любишь.
Итани выбрался из кровати и встал. Лиат села. Итани потянулся, стоя к ней спиной, и в ее комнатке сделалось тесно. Стол, конторские книги, стопка брусков туши, листы вощеной бумаги, торчащие между ними бледными языками. Шкаф, где она хранила одежду — и игра мускулов на спине Итани в свете огонька свечи.
— Порой мне кажется, будто я говорю со статуей. Тебе уже двадцать. Мне пошло только семнадцатое лето, — резко сказала она. — Как получается, что я старше тебя?
— Может, ты меньше спишь, — мягко ответил Итани. Когда он обернулся, она увидела его улыбку. Он двигался грациозно, как зверь, а кожа его так туго облегала мышцы, что было заметно, как складывается каждое движение.
Итани присел у кровати, оперся на руки подбородком и заглянул ей в глаза.
— Милая, мы говорим об этом уже десятый раз и заканчиваем все тем же. Я знаю, что ты хочешь от меня большего…
— Я хочу, чтобы ты сам захотел от себя большего, Тани. Это не одно и то же.
Он принял просительную позу.
— Ты не хочешь, чтобы я оставался грузчиком — что ж, и я не намерен жить так всегда. Но мне за свою работу не стыдно, и я не стану менять ее на другую и худшую, если кто-то мне в будущем даст то, что, по их мнению, я должен хотеть. Когда я чего-нибудь захочу, будет иначе.
— Разве тебе больше нечего желать?
Он приподнялся, накрыл ее грудь ладонью и нежно поцеловал в губы. Под его весом Лиат сдвинулась к вороху из одежды и смятого полога. Затем она отвела голову, не дальше, чем на палец, и прошептала, касаясь его губами:
— Что это за ответ?
— Ты спросила о моих желаниях, — пробормотал он.
— А ты меня отвлек, лишь бы не отвечать.
— Разве?
Его рука скользнула по ее боку. У Лиат от прикосновения пробежали мурашки.
— Что «разве»?
— Разве я отвлекал тебя?
— Да, — ответила она.
В дверь постучали, всполошив их обоих. Итани спрыгнул с постели и, миг от мига мрачнея, принялся нашаривать свои холщовые штаны. Лиат завернулась в простыни, а на немой вопрос Итани озадаченно покачала головой. Стук повторился.
— Уже иду! — громко сказала она, чтобы было слышно под дождем. — Кто там?
— Эпани Дору, — прокричали из-за хлипкой двери. — Вилсин-тя велел спросить, не сможешь ли ты придти к нему. Ему нужно с тобой побеседовать.
— Конечно. Сейчас! Только переоденусь.
Итани, который уже обнаружил штаны, бросил ей одежду. Лиат натянула нижнюю рубаху, сгребла в охапку чистое верхнее платье из шкафа, и Итани помог ей застегнуться. У нее дрожали руки. Глава Дома Вилсинов вызвал ее для разговора, да еще во внерабочее время. Прежде такого не случалось!
— Мне пора возвращаться, — сказал Итани, пока Лиат собирала волосы в строгий пучок.
— Не уходи! Ну, пожалуйста, Тани. Дождись меня!
— Тебя могут и четверть свечи продержать, — сказал он. — Послушай: дождь все равно стихает. Я пойду.
И верно: дождь уже не шипел, как змея, а тихо шелестел. Как бы Лиат ни журила его, ей был знаком недобрый интерес со стороны вышестоящих. Она приняла было позу согласия, но тут же нарушила ее, бросившись Итани на грудь.
— Я завтра найду тебя, — сказала она.
— Буду ждать.
Итани попятился и встал в тени у шкафа. Лиат в последний раз одернула платье, сунула ноги в сандалии и открыла дверь. Эпани, домоправитель Марчата Вилсина, стоял под навесом крыльца, сложив на груди руки и бесстрастно глядя перед собой. Лиат приняла позу готовности, на которую он без видимой иронии ответил благодарностью за скорое содействие. Его взгляд на миг проник ей за спину, отмечая скомканные простыни и груду одежд на каменном полу, однако никаких замечаний не последовало. Когда Эпани отвернулся и пошел на улицу, Лиат отправилась следом.