Она обессилено прислонилась головой к его ноге, почувствовала его тепло сквозь темную зимнюю одежду. Ей показалось, что он расслабился, когда она сказала о вещах Дага. А что он, собственно, подумал? Он посмотрел на ее хрупкую шею, плечи, сотрясавшиеся от отчаянных рыданий, и подержал минуту свою руку на ее голове. Она услышала, что он смеется, и подняла голову.
— Они здесь, Силье. Я встретил Хемминга на дороге и заставил его отдать их.
Он показал ей вещи Дага, все три. Ее лицо было в это мгновение достойно восхищения: полосатое от слез, но освещенное изнутри солнцем благодарности.
— Они у вас!
Но ее улыбка погасла, она почувствовала опасение. Может быть, он задумал оставить их теперь у себя? Но он покачал головой.
— Они твои, — сказал он. — Ты распоряжаешься ими вместо Дага. Но закрывай их теперь лучше! Садись на коня, доедем до хутора.
Он помог ей взобраться на лошадь, посадив ее впереди себя так, чтобы обе ноги были по одну сторону.
— Но как ты отправляешься в дорогу зимой? — спросил он низким голосом. — Без плаща и с непокрытой головой? Хорошо, что еще не так холодно. Моя шуба достаточно широкая, чтобы прикрыть нас обоих. А на голову ты наденешь шаль Дага.
Силье возражала, явно взволнованная тем, что придется сидеть так близко от него.
— Я не могу надеть это, — сказала она о шали. — Она слишком красивая.
— Не для тебя, маленький филантроп. Я не знаю никого, кто бы заслуживал этого больше.
Он обернул ее голову тонкой шалью и завязал ее под подбородком. Силье была удивлена, как хорошо она согревала. Уши у нее были такими холодными, что ныли. Потом он накрыл ее шубой, и ей показалось, что она сидела в маленьком теплом доме, который нагревался от его тела. Силье немного помедлила.
— Могу я… держаться за вас, господин?
— Мне кажется, тебе придется, — засмеялся он. — Иначе ты, пожалуй, свалишься.
Осторожно и боязливо она обняла его и ухватилась за его плечи. У него было хорошо сложенное и жилистое тело, она это ощущала. Под ее рукой вздымались огромные плечи, неестественно сильные. Она пыталась держаться от него на небольшом расстоянии, но сидеть так было невозможно, и, вздохнув, она прислонила голову к его плечу. Она почувствовала у виска его ключицу и теплоту его шеи.
— Неужели ему так плохо, что он должен красть одежду бедного ребенка? — негодующе спросила она.
— Разве ты не поняла, Силье? — Низкий голос вибрировал у ее щеки. — Бенедикт рассказал мне о монограмме и баронской короне. Ребенок был найден рядом с городскими воротами. После этого для Хемминга не составляло особого труда узнать, кто мать Дага. И тогда он стал бы вымогать у нее деньги. Это могло продолжаться очень долго, потому что, как ты понимаешь, он не отдал бы эти вещи, которые сами по себе не представляют такой уж большой ценности.
— Так подло! — вырвалось у Силье. — Так бессовестно использовать трудности женщины! Он знал о вышитых на белье буквах?
— Не точно, но он знал, что белье помечено. Он, видимо, хотел изучить это без посторонних.
Силье села поудобнее, чтобы не соскользнуть вниз.
— Должна признаться, что я не раз осуждала мать Дага за то, что она выбросила беззащитного ребенка. Но имеем ли мы право судить? Что мы знаем о причине?
Он не отвечал. Было тепло и приятно под волчьей шубой, из нее выглядывал только кончик ее носа. К своему ужасу, она обнаружила, что что-то начало твориться с ее телом. Она почувствовала, что ей стало жарко и слегка отодвинулась от него. Мужчина сделал вид, что ничего не заметил, не говоря уже о том, что он молчал очень долго. Она чувствовала, как бьется его сердце. Тяжелые быстрые удары.
— Как вы его нашли? — спросила она. — Я имею в виду, рассказал ли он вам, что у него вещи Дага?
— Теперь это не существенно, Силье. Я хотел бы лучше узнать, как ты живешь?
Силье вдруг очень отчетливо почувствовала жар, который мучил ее тело, и ритмичные, покачивающие движения лошади.
Она ответила, что ей живется на хуторе Бенедикта отлично.
— Но ты хотела бы опять с ним рисовать?
— Да. Откуда вы это знаете?
— Он рассказал об этом.
— Так вы с ним разговариваете?
— Да. Время от времени.
Силье немного помолчала.
— Могу я спросить вас об одном? Где вы, собственно, живете? Я имею в виду, когда вы не должны прятаться.
Тут он засмеялся.
— Когда я должен прятаться, то живу в покинутом доме высоко в лесу.
Он показал направление. Силье нахмурила брови.
— Я ходила там не так давно и была, наверное, совсем близко.
— Я знаю это. Я видел тебя и маленькую девочку.
— А, — сказала Силье. — Вы были тот, кто… был недалеко? Кто наблюдал за нами?
— Ты заметила это? Я видел, что ты остановилась и огляделась вокруг.
— Да. Почему вы не дали о себе знать?
— Я не хотел без надобности пугать тебя.
— Я бы только обрадовалась, — просто сказала Силье.
Он глубоко вздохнул, словно что-то внезапно причинило ему боль и заставил себя говорить нормальным голосом.
— Ты казалась тогда взволнованной.
— Да. Убой скота. Я ухаживала за животными.
Она заметила, что он кивнул, он явно понимал ее.
Тогда он тихо сказал:
— Так ты меня не боишься?
— Нет, почему я должна бояться?
— Но разве никто тебе не рассказывал?
— О, конечно, я видела, как глупо они себя ведут. Они просто невежественные. Словно что-то дурное в том, что у вас знания по медицине.
Он сделал нетерпеливый жест.
— Доброе дитя! Знания по медицине? Силье, что бы ты ни делала, ты не должна никому рассказывать, что знаешь меня! Это может стать твоей смертью. Поверь мне, знакомство со мной опасно для жизни. Никто, никто не хочет общаться со мной. А ты сама, впрочем, знаешь слишком много для той среды, откуда ты вышла. Бенедикт рассказал мне, почему. Ты должна хранить молчание о своих знаниях. Несколько лет назад здесь сожгли женщину как ведьму только потому, что она была более грамотна, чем большинство.
— Как много встречается зла… — сказала Силье задумчиво.
— Да, и самое ужасное заключается в том, что много зла от этого невежества приходит с теми, кто должен проявлять милосердие. Священнослужители. Их рвение искоренить все сатанинские произведения было не намного лучше, чем мучения и убийства людей.
Насколько он мужественнее и взрослее, чем Хемминг!
— Хемминг был сегодня поистине элегантен. — В ее голосе был привкус горечи. Ее спутник хмыкнул.
— Да, одна из его любовниц была так любезна, что подарила ему кое-что из гардероба своего супруга.
Силье покачала головой.
— Как только я могла считать его привлекательным? Я была, очевидно, слепой.
— Он привлекателен, — спокойно возразил мужчина. — Это его главное преимущество, и он использует его до последней капли. А ты очень молода и неопытна. Я надеюсь, что он… — ему было трудно продолжать, — что он не использовал тебя.
— Не более, чем я уже рассказала. На другое я бы не пошла.
Всадник промолчал, но она почувствовала виском, что он улыбался. Ее наивности? Нет, вздох, который последовал, был скорее похож на вздох облегчения. Но, может быть, он просто неудобно сидел?
Внезапно лошадь остановилась. Они были во дворе хутора. Из дома вышел работник, но остановился на почтительном расстоянии. Силье была огорчена. Ведь она так о многом не успела спросить. Мужчина спрыгнул с коня и протянул ей руки, чтобы помочь сойти. Она доверчиво оперлась на него, и на мгновение его лицо оказалось так близко от ее, что она заглянула прямо в зеленоватые, мерцающие золотом глаза. То, что она в них увидела, ошеломило ее. Ошибиться в этом было невозможно — это была скорбь, такая глубокая и полная душераздирающей боли, что из глаз Силье снова хлынули слезы, она не могла их сдержать. Она смахнула их резким движением руки. Он выпустил ее и отдал вещи.