«Самое время», — подумала она про себя, хотя, собственно, не ждала никакой благодарности. Она рассматривала его сбоку. Он сидел наискосок от нее, и луна бросала свет на молодое красивое лицо с крепкими округлыми щеками и вздернутым носом. На его губах играла довольная улыбка, но ее следующий вопрос прогнал эту улыбку.
— Кто был он? — тихо спросила она.
Он оцепенел.
— Кто? Комендант?
— Нет, нет, вы понимаете, кого я имею в виду. Он, который помог нам.
Юноша уставился на нее.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Человек в лесу, одетый в волчью шубу, так что он сам выглядел почти, как зверь. Он, который ударил вас.
Освобожденный узник наклонился к ней как можно ближе.
— Там никого не было, — сказал он напряженным голосом. — Никого! Ты это понимаешь? Никого! Никого!
Силье отодвинулась назад.
— Но…
— Ты спала. Ты никого не видала этой ночью, запомни это! Или ты думаешь, что я позволю бить меня безнаказанно? Я проткнул бы того, кто бы сделал нечто подобное.
Он говорил это тихо, чтобы кучер не слышал их. Силье отступилась. Она поняла его. Было нелегко чувствовать себя так опозоренным. Сначала быть почти казненным, затем спасенным молодой девушкой, а после этого получить пощечину от мужчины.
— Я понимаю, — сказала она смиренным тоном.
Он сразу стал мягче.
— Ты, должно быть, устала. Давай я подержу немного ребенка. Это твой?
Лицо Силье исказилось гримасой отчаяния:
— Нет, Бога ради, он же не может быть моим! Я просто заботилась о них обоих. У них никого не было. — Она посмотрела на младенца и высказала беспокойство, уже давно точившее ее. — Я не знаю, жив ли он. Он лежит так тихо с того самого времени, как мы покинули… ту площадь.
Ей показалось, что она снова почувствовала вонь от костра с трупами, словно это навсегда врезалось в ее память.
— Он, наверное, просто спит, — беспечно сказал юноша и взял протянутого ему младенца.
Ах, это было чудесно выпрямить руки и отдохнуть от тяжести ребенка. Она получше укрыла девочку овечьей шкурой, обернула ее и себя шалью и бархатным плащом и прислонилась головой к стенке экипажа. Луна стояла прямо над головами лошадей, и она восприняла это как добрый знак. Будущее будет светлым, подумала она. На повороте дороги она снова посмотрела наверх — там сияла яркая звезда. Еще лучше. Потому что всем известно, что звезды — это отверстия на небосводе. И через них можно было смотреть в сияющее небо Господне. Теперь Господь показывал ей, что он открыл свой смотровой глазок как раз над Силье, детьми, о которых она заботилась, и над прекрасным юношей, которого ей позволили спасти.
Было немного досадно, что сейчас, когда она сидела напротив такого мужчины, она чувствовала смертельную усталость, и глаза закрывались против ее воли. Она была такая изнуренная и окоченевшая от холода, что не могла даже заснуть, а сидела в каком-то полуобморочном состоянии. Как-то она пробудилась из этого оцепенения. Ей показалось, что экипаж стоит, что она слышит голоса, и будто ей кладут что-то в руки. Потом все опять исчезло.
Следующее, что она почувствовала, это то, что кучер стоит рядом и трясет ее за плечо.
— Где мы? — спросила Силье, с трудом выдавив из себя эти слова, настолько она промерзла.
— Мы приехали. Я разговаривал с господином Бенедиктом. Вы можете жить на его хуторе.
Она заметила какие-то фигуры, кто-то взял детей. Луны не было видно, из чего она заключила, что время было предутреннее. Маленькая девочка плакала и звала свою мать. Кучер помог Силье сойти вниз. Она не могла стоять на ногах, и ему пришлось ее поддержать.
— Кто такой Бенедикт?
— Он — церковный художник и чудак. Но он предлагает вам кров.
— И детям тоже?
— И детям.
Они немного постояли у экипажа.
— А где вышел молодой человек? — спросила Силье.
— Хемминг? Он слез полчаса тому назад. Ему надо в другое место.
Хемминг… Хемминг Фогдеубийца? Значит, это был все-таки он! Силье охватило глубокое чувство стыда при мысли, что она помогла убийце. Но он был таким молодым и красивым…
— Наверное, немало хороших норвежцев… которые борются за независимость страны? — быстро спросила она.
— Безусловно, барышня Силье.
— Значит, он, наверное, принадлежит к ним.
— Сейчас вы спрашиваете больше, чем нужно.
Значит, так оно и есть. Она почувствовала облегчение. Драться за свою страну простительно. Как вежливо обращался к ней кучер! Барышня Силье! Причиной этого был, наверное, бархатный плащ.
— А другой… Он был тоже такой?
— Кто это?
— Тот, кто разговаривал с вами. Просил вас отвезти меня с детьми к этому Бенедикту.
Кучер нагнулся, поправил что-то в повозке.
— Больше никого там не было, барышня Силье. Только молодой Хемминг. Я получил поручение от него.
Силье почувствовала, как в ней растет упрямство, но она вспомнила слова Хемминга.
— Да, я ошиблась, — сказала она с облегчением. — Я, видно, совсем, забыла то, что произошло ночью.
— Так, наверное, лучше, барышня Силье.
Силье вошла в дом.
Смоляная лучина освещала небольшую комнату, работник разжигал огонь в печи, Силье услышала приветливые голоса, обращавшиеся к маленьким детям. Две пожилые женщины возились с ними, раздевали, кормили девочку горячей пищей.
— Она такая прелестная, — сказала одна из женщин. Как ее зовут?
— Я не знаю, — ответила Силье. — Я называю ее Суль. Но как там грудной ребенок? Я так боялась. Он жив?
— О, да. С ним ничего не случилось, хотя у него не удалена пуповина.
— Значит, это мальчик! Ах, это могло кончиться плохо. Раньше я говорила, что ребенка зовут Лив. Я назвала его так, чтобы спасти от смерти. Здесь пусть он получит другое имя: Даг. Он раньше не хотел есть и…
— Это не имеет значения, он же новорожденный и живет все еще за счет того, что получил с собой при появлении на свет. Мы обмоем его, обрежем, перевяжем пуповину и туго спеленаем. Не беспокойся, мы сделаем все, чтобы ничего дурного с ним не случилось, хотя он и появился на свет таким безбожным образом. Воду для омовения мы благословим пылающими углями. Мы уже положили в его постель сталь. Мы благословим его хлебом, он получит взаймы мое наследственное серебро, чтобы носить на груди. Однако, маленькая девочка выглядит уставшей, мы хотим отнести ее к нам и положить спать. Вот немного супа, хочешь?
Силье не возражала. Девочка, которую она назвала Суль, забралась в постель и сразу уснула. Тепло очага создавало в комнате ощущение уюта, которого Силье была лишена уже давно. Она взяла миску с супом и выпила его, у нее не было времени есть его ложкой. Это была жидкая похлебка с маленькими кусочками свинины, она была очень вкусной. Она почувствовала, как тепло расходится по ее телу.
Прежде чем женщины вышли из комнаты, она упала в постель и заснула. Она чувствовала, что женщины раздели ее и укрыли одеялом, но она была слишком усталой, чтобы открыть глаза. Ее тело, казалось, было налито свинцом. Потом дверь закрылась, и Силье заснула, как мертвая.
3
Силье заснула перед рассветом. Когда она проснулась, был вечер. Она никогда не видела света этого дня. Или все-таки видела?
Вечер… Скорее, сумерки. Она посмотрела вверх, на низкий потолок. Темные стены из крупных бревен, окно. Подумать только, окно. Силье привыкла к отверстиям в стене, которые открывают и закрывают деревянной палочкой.
Стекло в окне было зеленого цвета, но оно пропускало в комнату последний вечерний свет.
Дети? Она повернула голову. В другой постели девочки не было. Но когда Силье хорошенько прислушалась, то услышала детский смех. Видимо, кто-то играл с девочкой. Еще дальше слышался плач грудного ребенка. Затем там стало тихо. Может быть, ребенку дали еду? В комнате было очень тепло. В очаге еще горел огонь. Значит, кто-то… Силье почувствовала, как краска залила ее лицо. В голове стало проясняться. Она была один раз разбужена. Она проснулась и потянула к себе шкуру, которой ее накрыли.
— Так, так, — произнес голос. — Не бойся, девочка. Мы старые люди, соки юности давно нас покинули.