«Золото, Лед и Тень... » Старец предвидел, что трое сойдутся вместе. И они сошлись. Предвидел он и угрозу со стороны Храмовников.
В первую ночь их путешествия Тенака подошел к старшему из рыцарей, Абаддону, и они вдвоем удалились от костра.
— Я видел тебя в Скултике, — сказал Тенака. — На тебя нападал полулюд.
— Да. Прости мне этот обман.
— Зачем ты это устроил?
— Это было испытание, сын мой. Не только для тебя, но и для нас.
— Я не понимаю.
— Тебе и не нужно понимать. Не бойся нас, Тенака. Мы пришли, чтобы помочь тебе, чем только сможем.
— Но почему?
— Потому что так мы служим Истоку.
— Не можешь ли ты ответить мне без своих божественных загадок? Вы люди — какая у вас цель в этой войне?
— Никакой — в понятиях этого мира.
— Тебе известно, зачем я сюда пришел?
— Да, сын мой. Чтобы очистить душу от вины и печали, омыв ее кровью Цески.
— А теперь?
— Теперь ты во власти того, что сильнее тебя. Печаль растворилась в любви, вина осталась. Ты не откликнулся на зов — и позволил, чтобы полулюды Цески перебили твоих друзей. Ты спрашиваешь себя, не могло ли бы все обернуться иначе, если бы ты пошел с ними. «Мог бы я победить полулюдов или нет» — вот чем ты мучаешь себя.
— Мог бы я победить полулюдов?
— Нет, сын мой.
— Могу ли я победить их теперь?
— Нет, — печально повторил Абаддон.
— Тогда что мы здесь делаем? Какой от нас прок?
— Ответить на это должен ты сам — ты наш истинный вождь.
— Я не Факелоносец, монах! Я человек. Я сам хозяин своей судьбы.
— Разумеется, я с тобой не спорю. Но ты человек чести. Можешь ли ты сбежать от ответственности, которую взял на себя? Нет — ты никогда не поступал так и никогда не поступишь. Именно это делает тебя тем, кто ты есть. Именно поэтому люди идут за тобой, хотя им ненавистна кровь, которая течет в твоих жилах. Они доверяют тебе.
— Я не любитель безнадежных дел, монах. Ты, может, и хочешь умереть, а я — нет. Я не герой — я солдат. Когда битва проиграна, я отступаю и перестраиваю свои ряды; когда война окончена, я откладываю свой меч. Никаких отчаянных атак, никаких сражений до последнего.
— Я понимаю тебя.
— Тогда знай: какой бы безнадежной ни была эта война, я буду биться до победы. На что бы ни пришлось мне пойти, я пойду на это. Хуже Цески не может быть ничего.
— Сейчас ты говоришь о надирах. Хочешь получить мое благословение?
— Не смей читать мои мысли, будь ты проклят!
— Не мысли твои я читаю, а только слова. Ты знаешь, как надиры ненавидят дренаев, — ты сменишь одного кровавого тирана на другого, вот и все.
— Возможно. Но я попытаюсь.
— Тогда мы поможем тебе.
— Так просто? Без просьб, без уговоров, без советов?
— Я уже сказал тебе, что твой надирский план слишком опасен. Я не стану повторяться. Ты вождь — и решать тебе
— Я говорил только с Арваном. Другие не поняли бы.
— Я никому не скажу.
Тенака оставил его и ушел один в ночь. Абаддон сел, прислонившись спиной к дереву. Он устал, и на душе было тяжело. Хотел бы он знать, испытывали ли другие настоятели, его предшественники, такие же сомнения.
Нес ли поэт Винтар такое же бремя, когда ехал со своими Тридцатью в Дельнох? Еще день — и он это узнает.
Он почувствовал приближение Декадо. Воин был обеспокоен, но гнев его поутих. Абаддон закрыл глаза и прислонил голову к корявому стволу.
— Можно поговорить с тобой? — спросил Декадо.
— Голос может говорить с кем захочет, — ответил Абаддон, не открывая глаз.
— Можно мне поговорить с тобой, как прежде, когда я был твоим учеником?
Абаддон выпрямился и ответил с ласковой улыбкой:
— Слушаю тебя, ученик.
— Прости мне мой гнев и те резкие слова, которые я наговорил.
— Слова — пустой звук, сын мой. Я подверг тебя суровому испытанию.
— Боюсь, я не тот вождь, который угоден Истоку. Я хотел бы отказаться в пользу Акваса. Такое дозволено?
— Подожди немного. Не спеши принимать решение. Скажи мне лучше, что изменило твое мнение.
Декадо оперся на локти, глядя в ночное небо, и тихо, почти шепотом сказал:
— Это случилось, когда я вышел против Храмовника, поставив на кон ваши жизни. Я поступил недостойно и стыдился самого себя. Но вы покорились. Вы вложили свои души в мою руку. И меня это нисколько не заботило.
— Но теперь заботит, Декадо?
— Да. Очень.
— Я рад, мой мальчик.
Они помолчали, и Декадо сказал:
— Скажи, отец настоятель, почему победа над Храмовником далась мне так легко?
— Ты готовился к смерти?
— Я допускал такую возможность.
— Этот человек был одним из Шестерых, из главных храмовников. Его звали Падакс. Он был дурной человек, бывший служитель Истока, не способный противостоять пагубным страстям.
Да, он обладал силой. Все они обладают силой. По сравнению с простым человеком они непобедимы, как сама Смерть. Но ты, дорогой мой Декадо, не простой человек. Ты тоже обладаешь силой, но она дремлет в тебе. Когда ты вступаешь в бой, она пробуждается, и ты становишься великим воином. Притом ты сражался не только за себя, но и за других — и потому стал непобедимым. Зло никогда не бывает по-настоящему сильным, оно зиждется на страхе. Почему Падакс так легко уступил? Потому что испытал твою силу и понял, что может умереть. Если бы он обладал истинным мужеством, это знание удвоило бы его силы. Но страх сковал его, и он погиб. Однако он вернется, сын мой. Еще сильнее, чем прежде!
— Он мертв.
— Но Храмовники живы. Их шесть сотен, не считая многочисленных послушников. Смерть Падакса и его двадцати воинов ожгла их, как кнутом. В это самое время они уже готовятся покончить с нами — и они знают, где мы. Весь нынешний день я ощущал присутствие зла. Они и сейчас кружат над щитом, которым Аквас и Катан укрыли наш лагерь.
Декадо содрогнулся.
— Можем мы победить их?
— Нет. Но мы здесь не для того, чтобы победить.
— Тогда — для чего?
— Мы здесь — чтобы умереть.
Аргонис устал, и похмелье порядком мучило его. Вечеринка удалась на славу, а девчонки... ох, эти девчонки! Умеет же Эгон подбирать как раз то, что нужно.
Аргонис придержал своего вороного, завидев скачущего к нему разведчика, и взмахом руки остановил колонну.
Разведчик осадил коня, вздернув его на дыбы, и отдал честь.
— Всадники, мой господин, числом около сорока, направляются в Скодию. Хорошо вооружены — похоже, военные. Может быть, это наши?
— Сейчас разберемся. — Аргонис знаком привел колонну в движение. Возможно, это разведывательный отряд из Дельноха, но если в нем всего сорок человек, он не стал бы идти прямиком в логово мятежников. Аргонис оглянулся, и вид сотни легионеров вселил в него уверенность.
Неплохо бы наконец сразиться с кем-то — может, даже голове станет легче. Разведчик сказал «военные». Приятное разнообразие после неотесанного мужичья с вилами и топорами.
Въехав на гряду холмов, Аргонис оглядел равнину до самого подножия Скодии. Разведчик стоял рядом.
— Ну как, командир, это наши?
— Нет. В Дельнохе солдаты носят красные плащи, а офицеры синие — но не белые. Мне думается, это вагрийский летучий отряд.
Всадники на равнине перешли на рысь, спеша укрыться в горах.
— Галопом марш! — вскричал Аргонис, выхватил саблю, и сотня конников в черных доспехах устремилась в погоню. Копыта дробно застучали по твердой земле.
Они скакали под гору, наперерез неприятелю, и расстояние сокращалось быстро.
Аргонис в азарте пригнулся к шее коня — свежий утренний ветер бил в лицо, и сабля сверкала на солнце.
— Пленных не брать! — прокричал он.
Он уже мог разглядеть отдельных всадников и видел, что среди них — три женщины. Рядом с одной, словно оберегая ее, ехал чернокожий. Его дама не слишком хорошо держалась в седле, и руки ее были чем-то заняты. Вот черный забрал у нее ношу, и ее конь сразу поскакал быстрее. «Что толку? — усмехнулся Аргонис. — Легион все равно их нагонит, они не успеют добраться до гор».
Внезапно всадники в белых плащах развернули коней. Это был пример недюжинной выучки, ибо они исполнили это одновременно, — и не успел Аргонис опомниться, как белые всадники бросились в атаку. Аргониса охватила паника. Он скакал один во главе погони, и эти тридцать безумцев мчались прямо на него. Аргонис резко натянул поводья, и растерянные кавалеристы последовали его примеру.