— Падакс, — сказал тот. — Даже здесь я способен читать твои полные страха мысли. Падакс, умерший от меча Декадо. Но разве я мертв? Нет! Но ты, Факелоносец, ты умрешь, ибо проник во владения Духа. Где твои храмовники? Где твои подлые Тридцать?
— Это сон, — сказал Тенака. — Ты ничем не можешь повредить мне.
— Ты так полагаешь? — Огненный разряд сорвался с его меча, опалив Тенаке плечо. Он отскочил назад, охваченный страхом. Падакс разразился пронзительным смехом. — Ну а теперь что скажешь?
Тенака вынул из ножен меч.
— Иди сюда. Сейчас ты умрешь во второй раз. Черные Храмовники двинулись вперед, став около него полукругом. Внезапно Тенака почувствовал, что он не один. Сперва он подумал, что это Тридцать пришли ему на подмогу, как в прежнем сне, — но потом взглянул налево и увидел крепкого, широкоплечего надирского воина в козьем полушубке. Следом подошли другие надиры.
Храмовники заколебались, и надир рядом с Тенакой поднял меч.
— Гоните прочь эти тени, — велел он своим воинам. Сотня пустоглазых кочевников ринулась вперед, и Храмовники обратились в бегство.
Надир обратил к Тенаке свое широкое плоское лицо с пронзительными лиловыми глазами. Тенака ощутил идущую от него силу и власть, которую не встречал еще ни в ком из живых, — и узнал этого человека. И тогда он упал на колени и склонился до земли.
— Так ты узнал меня, кровь от крови моей?
— Да, я узнал тебя, мой хан. Ты Ульрик. Предводитель Орд.
— Я наблюдал за тобой, мальчик. Следил, как ты растешь, — ведь мой старый шаман Носта-хан по-прежнему со мной. Ты не разочаровал меня... но ведь и кровь в тебе отменная.
— Не все так думают.
— Мир полон глупцов, — бросил Ульрик. — Я сражался против Бронзового Князя — он был славный воин и редкостный человек. Его одолевали сомнения, но он победил их. Он боролся со мной на стенах Дрос-Дельноха, располагая лишь жалкой горсткой людей, и я полюбил его за это. Он был боец и мечтатель — это большая редкость среди людей.
— Значит, ты встречался с ним?
— У них был еще воин — старый Друсс. Мы называли его. Побратимом Смерти. Когда он пал, я велел отнести его тело в свой стан, и мы возложили его на погребальный костер. Врага — понимаешь ты это? Мы были накануне победы. И в ту же ночь Бронзовый Князь, мой злейший враг, явился в мой лагерь со своими военачальниками на погребальный пир.
— Безумный шаг! — сказал Тенака. — Ты мог бы захватить и его, и всю крепость.
— А ты бы взял его в плен, Тенака? Тенака поразмыслил и сказал:
— Нет.
— Вот и я не взял. Поэтому не беспокойся за своих предков. Пусть глупцы скалят зубы — на то они и глупцы.
— Я не умер? — спросил Тенака.
— Нет.
— Тогда как я оказался здесь?
— Ты спишь. Эти гнусные Храмовники затащили сюда твой дух, но я помогу тебе вернуться.
— Что это за место и почему ты здесь?
— Сердце отказало мне во время войны с Вентрией, и я попал сюда. Это Пустота между мирами Истока и Темного Духа. Ни тот, ни другой не потребовал меня к себе, вот я и существую здесь вместе с моими сторонниками. Я всегда поклонялся только своему мечу и своему разуму — теперь я за это расплачиваюсь. Но я терплю — ведь я мужчина.
— Больше того — ты легенда.
— Легендой стать нетрудно, Тенака, — трудно жить с этим.
— Можешь ли ты предсказывать будущее?
— Отчасти.
— Добьюсь ли я... добьемся ли мы с друзьями успеха?
— Не спрашивай меня. Как бы я того ни желал, я не могу изменить твою судьбу. Это твой путь, Тенака,
и ты должен пройти его до конца как мужчина. Для этого ты и рожден.
— Я понял тебя, повелитель. Мне не следовало спрашивать об этом.
— Спрос не беда, — улыбнулся Ульрик. — Теперь закрой глаза — тебе пора вернуться в мир живых.
Тенака проснулся. Была ночь, но его костер пылал все так же жарко, а сам он был укрыт одеялом. Тенака со стоном повернулся на бок и приподнялся на локте. По ту сторону костра сидел Ананаис в блестящей при свете пламени маске.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил гигант.
— Хорошо. Отдых — как раз то, в чем я нуждался.
— Боль прошла?
— Да. Принес ты какой-нибудь еды?
— Конечно. И напугал же ты меня недавно. Побелел как смерть, и пульс почти не бился.
— Теперь все хорошо.
Тенака сел, и Ананаис бросил ему полотняный мешочек с вяленым мясом и сушеными фруктами. Они молча поели. Водопад сверкал при луне словно алмазы на черном бархате. Наконец Ананаис сказал:
— Четыреста легионеров согласились примкнуть к нам. Декадо говорит, они не обманут — его монахи будто бы прочли их мысли и отвели только троих. Двести решили вернуться к Цеске.
Тенака протер глаза.
— И что же?
— О чем ты?
— Что случилось с теми, кто решил вернуться?
— Я отпустил их.
— Ани, друг мой, я снова здесь. Все в порядке. Говори же.
— Я приказал перебить их в устье долины. Это было необходимо, иначе они рассказали бы о том, сколько нас тут.
— Это и так известно, Ани: Храмовники наблюдают за нами.
— Пускай — зато в недалеком будущем к нам явится на двести человек меньше.
Снова настало молчание. Ананаис приподнял маску и осторожно потрогал воспаленный шрам.
— Да сними ты ее, — сказал Тенака. — Пусть кожа проветрится.
Ананаис, помедлив, вздохнул и снял маску. В красном отблеске огня он казался каким-то страшным демоном. Голубые глаза впились в Тенаку, словно отыскивая у него на лице какие-нибудь признаки отвращения.
— Расскажи мне о сражении, как ты его видел, — сказал Тенака.
— Все шло как задумано. Я остался доволен людьми Райван, а ее сын Лейк — просто находка. Черный тоже дрался хорошо. Он превосходный воин. Будь у меня год, я создал бы из этих скодийцев новый «Дракон».
— Но у нас нет года, Ани.
— Я знаю. От силы месяца два.
— Больше нам таким способом не победить, Ани.
— У тебя есть какой-то план?
— Есть, только тебе он не понравится.
— Если в итоге нам светит победа, мне что угодно понравится, — заверил Ананаис. — Ну, так что же?
— Я хочу привести сюда надиров.
— Ты прав — мне это не нравится. Честно говоря, твой план смердит, как тухлое мясо. Если Цеска плох, то надиры еще хуже. Боги, приятель, — с Цеской мы по крайней мере остаемся дренаями. Рехнулся ты, что ли?
— Это все, что нам остается, мой друг. У нас здесь около тысячи человек. Скодию нам такими силами не удержать — нас сомнут при первой же атаке.
— Послушай меня, Тани! Ты знаешь, я никогда не ставил тебе в вину твое происхождение. И любил тебя крепче, чем брата. Но надиров я ненавижу больше всего на свете, и в этом я не одинок. Никто здесь не станет сражаться бок о бок с ними. Ну, положим, приведешь ты их сюда — что будет потом, когда мы победим? Они что, тихо-мирно отправятся к себе домой? Дренайская армия будет разбита, хозяевами страны останутся они — и мы окажемся перед лицом новой кровавой войны.
— Я на это смотрю по-другому.
— И каким манером ты хочешь провести их сюда? Через горы дорог нет, даже сатулийские перевалы тут не помогут. У всякой армии, идущей с севера, есть только один путь — через Дельнох, и даже сам Ульрик не сумел войти в его ворота.
— Я попросил Муху взять Дрос-Дельнох.
— Нет, Тани, ты и правда рехнулся! Это хлыщ и трус, ни разу не бывавший в бою. Когда мы спасали ту селянку, он лежал, зарывшись носом в траву. Когда мы встретили Басурмана, он остался с женщинами. Когда мы обсуждали вчерашнее сражение, он трясся как осиновый лист, и ты велел ему сидеть в городе. И он-то должен взять Дельнох?
Тенака подбавил дров в огонь и сбросил с плеч одеяло.
— Я все это знаю, Ани. Но ничего невозможного тут нет. Муха похож на своего предка, Бронзового Князя. Он сомневается в себе и всего боится. Но за этими его страхами, если разобраться, скрывается прекрасный человек — отважный и благородный. Да и ума ему не занимать.
— Значит, нам остается надеяться только на него?
— Нет. На мое суждение о нем.
— Не играй ты словами. Это одно и то же.
— Мне нужно, чтобы ты был со мной, Ананаис.