— Прикажи своим людям сложить оружие, не то я перережу твою хилую глотку.
— Хорошо, хорошо, — пролепетал старик, воздев руки. — Люди Цески, сложите оружие. Моя жизнь имеет слишком большую ценность, чтобы бросаться ею. Дайте им уйти. Я приказываю!
Вперед вышел Черный Храмовник.
— Что проку от тебя, старик? Ты должен был выманить этих псов из их логова, но потерпел неудачу. — Он взмахнул рукой, и черный кинжал, пролетев по воздуху, вонзился Брейту в горло. Старик пошатнулся и рухнул на колени. — Взять их! — вскрикнул Храмовник, и дельнохцы ринулись в бой. Ананаис рубил направо и налево — враги вились вокруг него, точно мотыльки вокруг свечи. Оба его меча мелькали так, что глаз не успевал уследить. Легионеры тоже держались стойко, и старина Торн умело орудовал клинком.
Грохот копыт внезапно заглушил лязг стали — в схватку вступили свежие силы, и дельнохцы дрогнули. Отряд Галанда, обратившийся в конницу, обрушился на них сзади. Ананаис, дав своим команду наступать, ринулся вперед. Чей-то клинок вонзился ему в бок. Он зарычал и ответным ударом сбил с ног противника. Декадо направил коня к Ананаису, протягивая левую руку. Ананаис ухватился за нее и вскочил на лошадь позади друга. Легионеры следовали его примеру, и скодийцы галопом покидали лагерь. Ананаис оглянулся, ища Торна, и увидел его за спиной у Галанда.
— Молодчага старик! — крикнул Черная Маска.
Декадо промолчал. Он только что получил сообщение от Балана, в чью задачу входило вести наблюдение за Дренаном на предмет выступления главных сил Цески.
Новости не сулили ничего хорошего — Цеска не терял времени даром.
Полулюды уже двинулись в поход, и Тенака-хан явно не успеет до их прихода привести своих надиров.
По словам Балана, армия прибудет к долинам Скодии через четыре дня.
Тенака сможет разве что отомстить за товарищей — нет такой силы на свете, которая способна сдержать чудовищ Цески.
Ананаис въехал в город, прямо держась в седле, хотя усталость камнем давила на него. День и две ночи он провел в разговорах со своими помощниками и командирами отрядов. Многие начальники, извещенные о броске Цески, советовали скрыть это от бойцов, опасаясь паники и дезертирства, но Ананаис никогда не был сторонником подобного образа действий. Люди, идущие на смерть, имеют право знать, что их ожидает.
Как же он, однако, устал.
Прошло всего два часа, как рассвело, и в городе было тихо, но дети уже играли на улицах и глядели во все глаза на Черную Маску. Его конь поскользнулся на мокром булыжнике — Ананаис вздернул голову вороного вверх и потрепал его по шее.
— Что, парень, притомился не хуже меня?
Из палисадника вышел лысый коренастый человек с красным сердитым лицом.
— Эй ты! — окликнул он.
Ананаис придержал коня, и старик подошел к нему, сопровождаемый стайкой ребятишек.
— Ты хочешь мне что-то сказать, приятель?
— Я тебе не приятель, проклятый мясник! Я хочу только, чтобы ты посмотрел на этих вот детей.
— Уже посмотрел — славные ребятишки.
— Славные, да. И отцы у них были славные, а теперь вот гниют в Улыбке Демона. А чего ради? Чтобы дать тебе поиграть своим блестящим мечом?
— Ты все сказал?
— Черта с два! Что будет с этими детьми, когда придут полулюды? Я был солдатом и знаю: этих тварей остановить нельзя — они придут сюда, в город, и никого не оставят в живых. Что будет тогда с этими детьми?
Ананаис тронул коня каблуками, и тот двинулся вперед.
— Вот-вот! — завопил старик. — Уехать проще, чем ответить. Но запомни их лица — слышишь?
По кривым, узким улочкам Ананаис доехал до здания совета. Юноша принял у него коня, и Черная Маска взошел на мраморные ступени.
Райван сидела одна в зале заседаний, привычно глядя на облупленную мозаику. За последние дни она похудела. На ней снова была кольчуга, подпоясанная широким ремнем, свои темные волосы она связала на затылке.
Увидев Ананаиса, Райван улыбнулась и показала ему на стул рядом с собой.
— Здравствуй, Черная Маска. Если ты с дурными вестямми, погоди немного. Мне и своих хватает.
— Что случилось? — спросил он.
Она махнула рукой и закрыла глаза, не в силах говорить. Потом сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Как там, солнце светит?
— Светит.
— Люблю смотреть на солнце над горами. Посмотришь, и жить хочется. Ты уже ел?
— Нет.
— Пойдем тогда на кухню, поищем чего-нибудь. А поедим в висячем саду.
Они сели в тени пышного цветущего куста. Райван прихватила с кухни черный каравай и сыр, но они не спешили приняться за еду — хорошо было просто посидеть в молчании.
— Я слышала, тебе повезло, — сказала наконец Райван. — Как твой бок?
— На мне все заживает быстро. Рана неглубокая, и шов держит хорошо.
— А мой сын Лукас ночью умер. Гангрена... пришлось отнять ему ногу, но это не помогло.
— Мне очень жаль, — пробормотал Ананаис.
— Он был храбрый мальчик. Теперь у меня остались только Лейк и Равенна... а скоро не останется никого. Как же мы дошли до этого, Черная Маска?
— Мы допустили к власти безумца.
— К власти? Мне думается, правитель имеет ровно столько власти, сколько мы ему позволяем. Может ли Цеска двигать горы? Может ли он погасить звезды или велеть дождю пролиться? Он всего лишь человек — и если бы все перестали его слушаться, он пал бы. Но люди слушаются его, верно? Говорят, у него в армии сорок тысяч человек. Дренаев, готовых воевать с другими дренаями. В надирских войнах мы хотя бы знали, кто наш враг. А теперь врагов нет — только бывшие друзья.
— Что я могу тебе ответить? Ничего. Тебе бы с Тенакой поговорить, а я только воин. Учитель когда-то говорил мне, что у всех хищников глаза смотрят вперед: у львов, у коршунов, у волков и у людей. А у тех, кем они питаются, глаза расположены по бокам, чтобы лучше замечать охотников. Он говорил, что человек ничем не отличается от тигра. По натуре мы убийцы, и нам всегда мало. Все герои, которых мы помним, служат примером нашей любви к войне. Друсс, на изображение которого ты смотришь в зале совета, был величайшей убойной машиной всех времен.
— Что ж, это верно. Но есть разница между Друссом и Цеской. Друсс всегда сражался за свободу.
— Не обманывай себя, Райван. Друсс дрался, потому что любил это дело, — у него это хорошо получалось. Вспомни его историю. На востоке он сражался за тирана Горбена, стирая с лица земли города, селения и целые народы. И даже не думал оправдываться за это — не оправдывайся и ты.
— По-твоему, нет на свете истинных героев?
— Какие там, к черту, герои! Райван, зверь сидит в каждом из нас. Как бы мы ни старались, мы то и дело бываем подлыми, мелочными или ненужно жестокими. Мы не хотим этого, но так уж мы устроены. Почти все герои памятны нам как раз потому, что они победили, — а побеждает лишь тот, кто не знает жалости и думает только о себе. Таким был и Друсс — и друзей у него не было, только почитатели.
— Сможем ли победить мы, Ананаис?
— Нет. Но мы можем задать Цеске такого жару, чтобы победить смог кто-то другой. Мы не доживем до возвращения Тенаки. Цеска уже в пути — но мы можем связать ему руки, порядком измотать его и поколебать славу, которой он окружил своих полулюдов.
— Даже «Дракон» не выстоял против этого зверья.
— «Дракона» предали, выманив его на открытое поле, и многие его воины тогда уже состарились. Пятнадцать лет — долгий срок. Это был уже не тот «Дракон». Настоящий «Дракон» — это мы, и, клянусь богами, мы им покажем!
— Лейк придумал какой-то самострел и хочет показать его тебе.
— Где он?
— В старой конюшне на южной стороне. Но отдохни сперва — ты совсем измучен.
— Ладно. — Он встал, пошатнулся и рассмеялся. — Старею я, Райван. — Он прошел несколько шагов, потом вернулся и положил свою огромную руку ей на плечо. — Я не мастер выражать сочувствие, но мне очень жаль Лукаса. Он был хороший парень и делал тебе честь.
— Ступай отдохни. Времени все меньше, и нам нужна твоя сила. Я полагаюсь на тебя — мы все на тебя полагаемся
Когда он ушел, она стала у стены и устремила взгляд на горы.
Смерть подошла совсем близко, но Райван было все равно.