— Это хорошая новость.
— Не совсем. Он стал монахом.
— Декадо? Монахом? Он же жил ради того, чтобы убивать.
— Теперь он нашел иной смысл жизни. Ты что, хочешь собрать армию?
— Нет — против полулюдов армия все равно не устоит. Они слишком сильны, слишком скоры — куда нам с ними тягаться.
— А все-таки их можно побить.
— Людям это не под силу.
— Я побил одного.
— Ты?
— Да. После роспуска я попробовал крестьянствовать, но не преуспел и влез в долги — а тут Цеска начал устраивать бои на аренах, вот я и пошел в гладиаторы. Думал, проведу три боя и заработаю на покрытие своих долгов. А потом увлекся. Я дрался под чужим именем, но Цеска узнал, кто я. Так я по крайней мере думаю. Я должен был сразиться с человеком по имени Треус, а против меня выпустили полулюда. Боги, в нем было футов восемь росту! И все-таки я побил его. Клянусь всеми демонами ада — побил!
— Но как?
— Подпустил совсем близко — он уже думал, что победил. А я вспорол ему брюхо своим ножом.
— Ты сильно рисковал.
— Верно.
— И все окончилось благополучно?
— Не совсем. Он сорвал с меня лицо.
— А ведь я всерьез намеревался убить тебя, — сказал Ананаис, когда они сидели вместе у огня. — Я верил, что смогу это сделать. Я ненавидел тебя. Видя страдания народа, я каждый раз вспоминал о тебе. Я чувствовал себя обманутым — точно разом рухнуло все, ради чего я жил. А потом, когда тот полулюд меня изувечил, я и вовсе лишился всего — и мужества, и рассудка.
Тенака слушал его молча, с тяжелым сердцем. Ананаис в свое время был тщеславен, но умел и посмеяться над собой — это сглаживало его тщеславие. Притом он был красавец, и женщины обожали его. Тенака не прерывал друга — ему казалось, что Ананаис уже давным-давно ни с кем не разговаривал. Речь его текла без перерыва, и снова и снова он вспоминал о ненависти, которую питал к надирскому княжичу.
— Я знал, что это безрассудство, но не мог противиться — а когда увидел трупы у казарм и понял, что это твоя работа, ярость ослепила меня. Потом я увидел, как ты сидишь здесь, и тогда... тогда...
— Тогда ты решил, что дашь мне убить себя, — мягко подсказал Тенака.
— Да. Мне показалось... что так будет лучше.
— Я рад, что мы нашли друг друга. Вот бы еще и других отыскать.
Настало ясное, свежее утро, и близкая весна коснулась поцелуем леса, согрев сердца путников.
Рения смотрела на Тенаку новыми глазами, и дело тут было не только в той любви и понимании, которые он проявлял к своему несчастному другу, но и в тех словах, что он сказал ей перед приходом Ананаиса: «Верь мне».
И она верила.
Более того. Его слова проникли ей в сердце и облегчили душевную боль.
Он разгадал ее тайну — и не покинул ее. Рения не знала, что такое любовь, — в жизни ее любил только Олен, старый книжник. Но с Тенакой все иначе — он вовсе не стар.
Совсем не стар!
Она не останется без него в Сузе. Она нигде без него не останется. Куда пойдет Тенака-хан, туда пойдет и она. Он еще не знает об этом, но скоро узнает.
Днем Тенака выследил молодого оленя и убил его, метнув кинжал с двадцати шагов. Путники наелись досыта и легли спать пораньше — ведь прошлую ночь они почти не спали. На следующее утро на юго-востоке показались шпили Сузы.
— Тебе лучше остаться здесь, — сказал Тенаке Ананаис. — Мне думается, твои приметы уже разосланы по всему Дренаю. Какого черта ты отправил это свое письмо? Где это слыхано — оповещать жертву о намерениях убийцы?
— То-то и оно, друг мой. Страх будет глодать Цеску, и он не сможет мыслить ясно. И с каждым днем, пока Цеска не получает обо мне никаких известий, его страх растет. А вместе со страхом растет и растерянность императора.
— Это ты так думаешь. Как бы там ни было, Рению в город провожу я.
— Хорошо. Я подожду тебя здесь.
— А мнения самой Рении никто так и не спросит? — вкрадчиво осведомилась девушка.
— Не вижу, почему ты можешь быть против, — невозмутимо ответил Тенака.
— Ну а я против! — вспылила она. — Я не твоя собственность и иду, куда сама захочу. — Она уселась на поваленном дереве и, скрестив руки на груди, устремила взгляд в гущу леса.
— Я думал, ты хочешь в Сузу.
— Не хочу. Это Олен хотел, а не я.
— Куда же, в таком случае?
— Пока не знаю. Придет время — скажу.
Тенака покачал головой и развел руками. Ананаис пожал плечами:
— Так или иначе, я все равно схожу в город. Нам нужна пища, да и обстановку поразведать не мешает.
— Смотри, поосторожнее там.
— Не беспокойся, я не стану лезть на глаза. Найду сборище высоких детин в черных масках и буду держаться при них.
— Ты ведь понимаешь, о чем я.
— Конечно. Не беспокойся! Я не собираюсь ради разведочной вылазки рисковать половиной нашей армии.
Тенака проводил его взглядом и, смахнув снег со ствола, сел рядом с девушкой.
— Почему ты не пошла с ним ?
— А тебе хотелось бы? — спросила она, заглянув в его лиловые глаза.
— Мне? О чем это ты?
Она прижалась к нему. Он уловил мускусный запах ее кожи и снова заметил, как стройна ее шея и как красивы темные глаза.
— Я хочу остаться с тобой, — прошептала она.
Он закрыл глаза, спасаясь от ее красоты, — но от ее запаха он отгородиться не мог.
— Это безумие, — проговорил он, поднявшись на ноги.
— Почему?
— Да потому, что я долго не проживу. Разве ты не понимаешь? Убийство Цески — дело нешуточное. Один шанс из тысячи, что я после этого останусь жив.
— То, что ты задумал, — глупая игра. Только мужчины на такое способны. Зачем тебе убивать Цеску и брать на себя бремя дренаев?
— Все так — но у меня с ним свои счеты. Я доведу дело до конца, и Ананаис тоже.
— Тогда и я с вами. У меня не меньше причин ненавидеть Цеску, чем у вас обоих. Он затравил Олена.
— Но ты женщина, — беспомощно сказал Тенака. Она рассмеялась веселым переливчатым смехом.
— Ох, Тенака, как же я ждала, когда ты наконец скажешь глупость. Ты у нас такой умный и всегда прав. Женщина, скажите на милость! Ну да, я женщина. Но не только. Если б я захотела, то сама убила бы тех четырех солдат. Я не слабее тебя, а то и сильнее, и двигаюсь так же быстро. Ты же знаешь — я полулюдица! Олен увидел меня в Дренане — я была горбуньей и хромоножкой. Он сжалился надо мной, отвез меня в Гравен и использовал тамошние машины по их истинному назначению. Он исцелил меня, соединив с одним из ручных зверей Цески, — знаешь, с кем?
— Нет, — шепотом ответил Тенака.
Она взвилась со ствола, вскинула руки, и Тенака повалился в снег, не в силах дохнуть. Она пригвоздила его к земле, и он, как ни старался, не мог шевельнуться. Крепко держа его за руки, она навалилась на него всей тяжестью, почти касаясь лицом его лица.
— С пантерой, вот с кем.
— Я бы и так тебе поверил — не обязательно было показывать.
— Для кого как. Ведь теперь ты полностью в моей власти.
Он усмехнулся и выгнул спину. Рения, изумленно вскрикнув, отлетела влево. Тенака извернулся и упал на нее, придавив ее руки.
— Мной не так-то просто овладеть, девушка.
— Ну и что же дальше? — спросила она, выгнув бровь. Он покраснел и ничего не ответил — но и не отпустил ее.
Он чувствовал ее тепло, ее запах.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Люблю по-настоящему.
— Нет, нельзя. У меня нет будущего.
— У меня тоже. Что может быть впереди у полулюдицы ? Поцелуй меня.
— Нет.
— Пожалуйста!
Он ничего не ответил, да и не смог бы, ибо губы их слились.
4
Муха стоял в толпе и смотрел на девушку, которую привязывали к столбу. Она не сопротивлялась, не кричала, и в глазах ее светилось презрение. Высокая и светловолосая, она притягивала к себе взгляды, хотя и не была красавицей. Стражники, укладывавшие хворост вокруг ее ног, старались не смотреть на нее, и Муха чувствовал, что им стыдно.
Так же, как и ему.
Офицер, взобравшись на деревянный помост рядом с девушкой, оглядел толпу. Он ощущал молчаливый гнев собравшихся и наслаждался им — ведь гнев этот был бессилен.
Офицера звали Малиф, Он оправил свой багряный плащ, снял шлем и пристроил его на согнутую в локте руку. Солнце светило ярко, и день обещал быть хорошим — просто превосходным.