Спутником был Пол Харгривс.
— Как насчет поездки в Оксфорд? — предложил я.
Все согласились со мной, но не успели мы направиться туда, как Профессор выискал по пути какие-то очаровательные холмы и изменил маршрут. Мы спустились на широкое, сплошь покрытое вереском плоскогорье, с которого виднелась деревня, приютившаяся в долине. Мы оставили машину, побросав в разные стороны лишнюю одежду. Профессор аккуратно расстелил на вереске пальто и улегся, свернувшись в клубок.
— До чая меня не будить, — приказал он и через пять минут уже крепко спал.
Жара изрядно разморила нас, все постепенно задремали. Внезапный шум поднял всех нас как по команде. Некоторое время мы лежали без движения.
В двух милях от нас, над деревушкой, раскинувшейся в самом конце долины, кружил вертолет. Это была бомбардировка беззащитных жителей предвыборной пропагандой. Некоторое время мы старались определить, какая партия совершает это преступление, но, поскольку репродукторы без устали превозносили добродетели неведомого нам мистера Шукса, наши сомнения не были развеяны.
— Он не получит моего голоса, — зло сказал Пол. — Отвратительные манеры! Должно быть, социал-демократ…
Он не договорил, так как едва успел увернуться от ботинка Андерсона.
— Может быть, жители деревни просили его обратиться именно к ним, — сказал я не очень убедительно, стараясь восстановить мир.
— Сомневаюсь, — возразил Пол. — Ив принципе это то, против чего я возражаю: посягательство на общественную тишину и эксплуатация неба в целях рекламы!
— Я не считаю небо сугубо личным, но здесь я с тобой согласен, — сказал Джордж. — О чем я всегда мечтал — это изолировать себя от раздражающих звуков, когда захочу. Я всегда считал, что ушные клапаны Сэмуэла Батлера — прекрасная идея, только эффекта мало.
— Эффект вполне достаточный в социальном плане, — возразил Пол. — Даже у самого невыносимого болтуна уходит почва из-под ног, когда Он видит, что другой человек при его приближении демонстративно затыкает уши стеариновыми пробками. Идея звукоизоляции заманчива, но ведь сперва придется уничтожить воздух. Кто на это согласится?!
Профессор не принимал участия в разговоре. Казалось, он снова заснул. Однако вскоре, широко зевнув, резко поднялся на ноги и сказал:
— Пошли чай пить к Максу. Ваша очередь платить, Фред.
От той прогулки остались лишь воспоминания, и повседневная суета не позволяла нам тратить время на обсуждение таких изобретений, как наушники Сэмуэла Батлера, однако месяц спустя к этой теме вернул нас Профессор.
— Фред, — начал он, — вы помните, как месяц тому назад Джордж мечтал о личном звукоизоляторе?
— О да, — улыбнулся я. — Сумасшедшая идея! Уж не думаете ли вы о ней всерьез?
— Что вы знаете об интерференции волн?
— Немного. А что вы мне добавите?
— Предположите, у вас есть поток звуковых волн: верхняя точка — здесь, нижняя точка — там. Затем вы возьмете другой поток и наложите его на первый. Что получите?
— Это будет зависеть от того, как вы их будете накладывать?
— Совершенно верно. Вы сделаете это со смещением по фазе на полшага так, чтобы совпал максимум одной волны с минимумом другой.
— Тогда при интерференции произойдет полная компенсация — ничего вообще? Бог ты мой!..
— Вы правы! Давайте подтвердим это опытом. Я ставлю микрофон здесь, и на выходе прибор дает звуковые волны, разные по величине и обратные по фазе. Это уничтожает звук, и настройка поддерживается автоматически.
— Это не кажется резонным, но теоретически должна наступить полная тишина. Думаю, правда, что где-то нас подстережет «но».
— Фред, вы обожаете эти «но». Принцип отрицания обратной связи годами использовался в радио, и только потому, что людям лень было заняться этой проблемой.
— Да, я знаю об этом. Но звук не состоял из пиков и впадин, подобно морской волне. Это ряд уплотнений и разреженностей в атмосфере, не так ли?
— Так, — сказал Профессор, — но это не влияет на принцип работы созданной системы.
— И все же я не верю в ее работоспособность, — упрямо ответил я и приготовился произнести целую тираду, но через секунду осознал, что не слышу собственного голоса.
Тишина была гнетущей. Видя мою растерянность, Профессор схватил пресс-папье и швырнул на стол; оно подпрыгнуло и упало на пол.
Гробовая тишина.
Затем Профессор взмахнул рукой, и комната ожила, наполнившись звуком.
Ошеломленный и обессиленный от нервного напряжения, я тяжело опустился в кресло.
— И все же я не верю, — с тупым упрямством проговорил я.