Я стоял на плато диаметром около ста футов. Когда-то поверхность его была гладкой, слишком гладкой, если думать, что руки природы сделали его таким. Однако тысячелетиями падавшие метеориты избороздили поверхность, и всюду видны были впадины и складки. Плато разровняли, чтобы установить сверкающую конструкцию грубо-пирамидальной формы в два человеческих роста. Она была вделана в скалу, словно огромный драгоценный камень, отшлифованный тысячей граней.
В первые мгновения я оцепенел, лишенный всяких эмоций, затем, словно толчком в сердце, я был выведен из этого состояния чувством невыразимой радости. Я любил Луну и отныне знал, что стелющийся мох был не единственной формой жизни, которую она породила в молодости.
Мой мозг начал работать нормально, чтобы думать и спрашивать. Было ли это здание, или гробница, или что-то имеющее название на моем языке? Если это здание, зачем его воздвигли в недоступном месте? А может быть, это храм? И я вообразил, как жрецы молили своих богов сохранить им жизнь, взывая понапрасну, и как исчезал океан и вымирало все живое…
Я двинулся вперед, чтобы осмотреть этот предмет тщательнее, но смутное чувство осторожности помешало подойти очень близко. Я был знаком с археологией и попытался представить себе культурный уровень цивилизации, если строители смогли разровнять горную поверхность и поднять на такую высоту сверкающие зеркала.
А египтяне могли бы соорудить такое, если бы их рабочие имели вот эти странные материалы, которыми пользовались более древние архитекторы, подумал я. Предмет был мал по размеру, и мне не пришло в голову, что его могли создать люди более развитые, чем мои современники. Идея о существовании разумной жизни на Луне была слишком неожиданной, однако мое сознание восприняло ее сразу, а моя гордость не позволила мне броситься в это очертя голову.
Затем я заметил что-то, от чего волосы стали дыбом, что-то чересчур банальное и невинное, на что многие, вероятно, не обратили бы никакого внимания. Я упоминал, что плато было сплошь в выбоинах от упавших метеоритов и все кругом покрывала космическая пыль слоем в несколько дюймов (так всегда выглядит поверхность того мира, где нет ветров, разносящих пыль). И все же на горной поверхности почти вплотную к пирамиде не видно было ни пыли, ни выбоин, их слоено не подпускало к сооружению плотное кольцо, невидимой стеной защищающее сооружение от разрушительного действия метеоритов и самого времени.
Я поднял камешек и легонько бросил его в сверкающее сооружение. Если бы камень исчез за невидимым барьером, я бы не удивился, но он словно ударился о гладкую полусферическую поверхность и легко скатился на плато.
Теперь я осознал, что увидел предмет, подобный которому человеческий род не создавал на протяжении своего развития. Это было не здание, а машина, и ее защищали силы, бросившие вызов Вечности. Эти силы все еще действовали, и, видимо, я подошел недозволенно близко. Я подумал о радиации, которую человек смог загнать в ловушку и обезвредить за последнее столетие. Насколько я представлял, радиоактивное излучение было слишком мощным, и, возможно, я уже обрек себя, как если бы попал в смертельное молчаливое свечение незащищенного атомного реактора. Я поднял глаза к полукругу Земли, покоящемуся в своей звездной колыбели, и подумал о том, что же было под ее облаками, когда неведомые нам строители завершили свою работу. Был ли это для Земли период карбона с джунглями, окутанными паром, или холодные морские пучины и первые амфибии, выползшие на Землю, чтобы заселить ее, или ранее того — долгое безмолвие и одиночество, предшествовавшее жизни?
Не спрашивайте, почему я не осознал правду раньше — правду, столь очевидную и простую теперь. В замешательстве первых минут я предположил, что граненое чудовище было создано народом, существовавшим в прошлом на Луне, но внезапно я, не колеблясь, заключил, что строителям была чужда Луна, как и мне.
За двадцать лет мы не нашли никаких следов жизни, кроме выродившихся растений. Лунная цивилизация, как ни сложилась ее судьба, оставила бы какую-то память о своем существовании.
Я снова взглянул на сверкающую пирамиду, она показалась мне еще более чуждой природе Луны. И мне почудилось, словно маленькая пирамида сказала:
— Извините, я сама чужеземка…
Двадцать лет ушло на то, чтобы разбить невидимую защиту и добраться до машины. То, что вызывало недоумение, было разрушено варварской силой атома, и теперь я мог осмотреть детали очаровательного сверкающего предмета, обнаруженного мною когда-то высоко в горах. Они лишены для нас всякого смысла. Механизмы пирамиды (если это действительно механизмы) созданы по технологии, которая находится далеко за пределами нашего понимания.