— Нет, — раздраженно ответил Адамс, — я не знал.
— Это действительно так, — подтвердил робот. — Грибок растет внутри мха: внутри корней, веточек и даже внутри семян. И если бы не было этих грибков, то мхи не могли бы произрастать на такой бедной почве, в которой они живут. Никакое другое растение не может расти на такой почве потому, что, как вы понимаете, сэр, никакое другое растение просто не сосуществует с грибком. Мхи предоставляют грибкам место для жизни, а грибки дают им возможность произрастать на чрезвычайно скудной почве.
— Я бы не назвал это очень простым, — возразил ему Адамс.
— Ну, — невозмутимо ответил ему робот, — есть и другие примеры, конечно. Некоторые ползучие растения представляют собой сочетание организмов типа водорослевых и грибковых. Другими словами, эти растения представляют собой два различных вида организмов.
— Удивительно, — сказал Адамс сердито, — как ты не растаешь от счастья, что так хорошо знаешь все это.
— Кроме того, существует еще такие животные, они имеют зеленую окраску, — продолжал робот.
— Лягушки, — попытался уточнить Адамс.
— Нет, не лягушки, некоторые простейшие животные. Это организмы, которые живут в воде, понимаете? Они вступают в симбиоз с некоторыми водорослями. Животные пользуются тем кислородом, который они получают от растений, а растения усваивают углекислый газ, выделяемый животными. А есть еще черви, внутри которых в симбиотическом состоянии живет водоросль, она помогает ему в процессе пищеварения. Этот симбиоз действует очень успешно, за исключением тех случаев, когда червь переваривает и саму водоросль. И даже это становится возможно лишь в результате присутствия этой водоросли, с помощью ее самой.
— Все это очень интересно, — сказал Адамс роботу. — А теперь скажи мне, что представляет собой симбиотическая абстракция?
— Нет, — признался робот, — этого объяснить я не могу.
И доктор Рэйвен, сидевший за столом в кабинете Адамса, сказал то же самое:
Довольно трудно представить себе, что такое симбиотическая абстракция, чем это может быть.
В ответ на все дальнейшие настойчивые вопросы он еще раз повторил:
— Нет, это не новая религия, которую открыл Саттон. Бог мой, нет, это не религия.
А доктор Рэйвен, как это знал Адамс, был тем человеком, который знает, что говорит. И он был одним из лучших специалистов в области религии во всей Галактике.
— Эта идея должна быть совершенно новой, — еще раз повторил доктор, — да, совершенно и абсолютно новой идеей.
“А новые идеи могут быть очень опасными”, — подумал Адамс. — Ведь людей в Галактике не так уж много. Достаточно одного изреченного слова, одной случайной мысли для того, чтобы вызвать к жизни такие события, как восстания, войны и тому подобное, вызвать к жизни насилие, в результате которого человек снова будет отброшен в пределы Солнечной Системы, к тому небольшому количеству планет, что там сосредоточены, и снова окажется запертым там словно в клетке — как это было когда-то.
Рисковать нельзя. Нельзя играть с чем-то таким, что невозможно понять. Лучше уж пусть погибнет один человек, чем вся человеческая раса потеряет власть над Галактикой. Пусть уж лучше одна идея, какой бы великой она не была, будет вычеркнута, чем все те огромные, многообразные идеи, которые представляют сейчас человечество, будут сметены и изгнаны из миллионов звездных систем.
Вероятность первая: Саттон не был человеком.
Вероятность вторая: он не рассказал всего того, что знал.
Вероятность третья: у него была рукопись, которую невозможно было разобрать.
Вероятность четвертая: он хотел писать книгу.
И пятая: у него была новая идея.
Вывод: Саттон должен быть убит.
“Крак, крак, крак, тики, тики, тики”.
— Война, — сказал человек в маске, — война во времени. Она будет развиваться не повсюду, а только там, где человек расселится по Галактике. Это будет шахматная партия в трех измерениях с миллионами миллионов клеток и миллионами фигур. Причем правила будут меняться с каждым ходом.
Необходимо будет обращаться к прошлому, чтобы побеждать в битвах. Придется наносить удары в определенных пунктах и моментах пространства и времени, причем в таких пунктах и моментах, где даже не будут знать, что идет война. Естественно, что война может вернуться ко времени серебряных коней Афин, к скачкам на лошадях и колесницах Тутмоса XII, к открытиям Колумба. Она может затронуть все области человеческого бытия и мысли, может изменить мечты людей, которые не представляют себе время иначе, как только движущуюся тень на циферблате солнечных часов.
Для этого необходимо будет использовать агентов, пропагандистов, которые будут изучать все факты прошлого для того, чтобы они могли быть использованы в стратегической кампании. Пропагандистов, которые могут изменить материал прошлого таким образом, чтобы стратегия военных была более эффективной.
Это может привести к тому, что, например, персонал министерства юстиции 7990 года будет насыщен шпионами, представителями “пятой колонны”, саботажниками, и они могут проделать свое дело так хитро, что никто даже и не заметит, что они шпионы. Но так же как и в обычной, честной войне, здесь сохраняют свое значение определенные стратегические пункты. Так же как и в шахматах, здесь одна из клеток будет иметь стратегическое значение.
Саттон был в такой узловой клеткой в игре. Он был такой клеткой, которую следовало занимать и во что бы то ни стало удерживать. Он был тем принципом, который стоял на пути движения людей. И коней. Он был той пешкой, которую хотели обе стороны, враждующие стороны, и они использовали все для того, чтобы приложить еще большее усилие в этой борьбе и именно в этом единственном пункте…
И когда одна из сторон получит это преимущество, тогда-то и начнется разгром.
Адамс положил голову на скрещенные руки. Его плечи вздрагивали от рыданий, но слов не было.
— Аш, дорогой, — говорил он, — Аш, я так рассчитывал на тебя, Аш…
Молчание. Затем он снова выпрямился в кресле. Сначала он не мог разобрать или определить, что случилось. Но что-то было не так. Затем он понял. Психометр перестал издавать свои булькающие звуки.
Адамс наклонился вперед, над прибором, но не услышал никакого звука, звука работающего сердца, дыхания, тока крови, пульсирующей в сонной артерии. Та сила, которая пробуждала этот прибор к действию, прекратила свое существование.
Адамс медленно поднялся в кресле, взял шляпу и торжественно надел ее.
Впервые в жизни Кристофер Адамс возвращался домой прежде, чем закончился рабочий день.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Саттон было напрягся, сидя в своем кресле, но затем расслабился.
— Это блеф, — сказал он себе. — Им необходима книга, а мертвые не пишут книг.
Кейс ответил ему на это, как будто Саттон высказал свои мысли вслух.
— Вы не должны рассматривать нас как честных людей, поскольку мы даже и не пытаемся выглядеть таковыми. Прингл, я полагаю, даже в большей степени, чем я.
— Да, совершенно точно, — нагло подтвердил Прингл. — Я даже не знаю, зачем нужна такая вещь, как благородство.
_Хотя это что-то может означать для нас, если бы мы могли привезти назад к Тревору и…
— Минуточку, кто такой Тревор? — перебил Саттон. — Он что, новый?
— О, Тревор, — усмехнулся Прингл. — Разве вы не знаете? Тревор является главой корпорации.
— Корпорации, — объяснил Кейс, — которая хочет получить вашу книгу.
— Тревор осыпет вас наградами, — продолжал Прингл, — и богатством, если мы добудем ему книгу. Но поскольку вы не хотите снами сотрудничать, нам придется искать другие возможности заработать себе и то, и другое.
— Итак, — заявил Кейс, — мы изменяем позицию. Мы застрелим вас. Морган тоже много заплатит, но он хочет, чтобы вы были мертвы. Ваше тело стоит довольно дорого… Да, это непременно будет так, — добавил он после секундного раздумия.
— И вы продадите мое тело ему? — спросил Саттон.