— Мы дали андроидам одну вещь, которой нет у нас, — спокойно сказал Саттон.
Тревор внимательно посмотрел на него. Черты его лица внезапно заострились, и в нем появилась подозрительность.
— Вы…
— Мы дали им неполноценность, — продолжал Саттон. — Мы сделали их менее совершенными, чем человек. Мы дали им основание бороться против нас. Мы не дали им чего-то, ради чего им пришлось бороться. Мы дали им тот мотив, который человек потерял много лет назад. Человеку уже не нужно доказывать, что он такой же, как и все другие, лучше, чем все другие, что он самое великое существо в Галактике.
— Теперь они добились и этого? — произнес Тревор с горечью. — Андроиды размножались не биологическим, а химическим путем в течение длительного времени.
— Мы должны были этого ожидать, — сказал Саттон. — Мы дали им такой же мозг, как у нас. Мы должны были подозревать это уже давно.
— Все это так, — произнес Тревор. — Но мы пытались дать им и возможность человека к интуитивному предвидению.
— Мы поставили знак им на лоб, — заметил Саттон.
Тревор сердито махнул рукой.
— Это незначительное различие уже устраняется. Когда андроиды производят другого андроида, они уже не берут на себя труд ставить знак на его лбу.
Саттон вздрогнул и отшатнулся. Ему показалось, что гром ударил в его сознание, растущее болезненное ощущение перекатывающегося грома, который заглушал все.
Он сказал об оружии! Он сказал, что было оружие…
— Они могут сделать себя лучше, чем были поначалу, — продолжал Тревор. — Они могут улучшать свои модели, создать расу, даже сверхрасу мутантов или как там ее называть…
— Только одно оружие, — сказал он. — Нельзя вести войну только одной единственной пушкой.
Саттон поднял руку ко лбу и крепко потер его, он отчетливо вспомнил разговор с Херкимером.
— Конечно, — усмехнулся Тревор. — Можно сойти с ума, думая об этом. У меня уже голова раскалывается. Возможны различные варианты. Они могут нас вытеснить, как новое поколение вытесняет старое.
— Но раса все равно останется человеческой, — возразил Саттон.
— Мы создавали себя постепенно, — сказал Тревор. — Старая раса. Биологическая раса Мы пришли с самого начала рассвета человечества. Мы начинали с обтесанных камней, с каменных топоров, пещер и жилищ на деревьях. Мы создавали себя слишком медленно, слишком большой болью и большой кровью, чтобы позволить взять наше наследство кому-то, кто не знает того труда, этой боли, этой крови, для которых все это ничего не означает.
Одна пушка, — подумал Саттон, но он был неправ, были тысячи пушек, миллионы пушек, выкатывающихся на линию огня. Миллионы пушек, которые должны спасти Судьбу для жизни, которая была и будет через миллионы лет.
— Я предполагаю, — произнес он срывающимся голосом, — что у вас сложилось такое впечатление, будто я и в самом деле обязан пойти с вами.
— Я хочу, — прямо сказал Тревор, чтобы вы обнаружили, где находится Колыбель.
— Чтобы вы могли уничтожить ее? — спросил Саттон.
— Чтобы я мог спасти человечество, — ответил Тревор. — Старое человечество. Настоящее человечество.
— Вы полагаете, что все человеческие существа должны быть сейчас заодно?
— Если в вас есть хоть что-то человеческое, — ответил Тревор, — то вы должны быть сегодня с нами.
— Были времена на Земле, — возразил Саттон, — до того, как люди отправились к звездам, когда человечество считалось наиболее важным из всего, что знал человеческий разум. Сейчас это уже не является правдой, Тревор. Существуют другие расы, такие же великие.
— Каждая раса, — поправил Тревор, — должна заботиться о себе. Человеческая раса должна блюсти свои интересы.
— Я буду предателем, — твердо произнес Саттон. — Может быть, я и не прав, но все же я думаю, что Судьба — это гораздо более важная вещь, чем человечество.
— Вы хотите сказать, что отказываетесь помочь нам?
— Не только это, — сказал Саттон. — Я буду бороться с вами. Я говорю вам это сейчас, чтобы вы знали. Если вы хотите убить меня, Тревор, то сейчас самое время сделать это. Потому что потом будет слишком поздно.
— Я ни за что на свете не стану пытаться убивать вас, — резко проговорил Тревор, — потому что мне нужны те слова, которые вы написали. Независимо от вашего желания или желания андроидов, мы прочитаем их так, как хотим прочитать. И так же их будут понимать все эти незначительные копошащиеся существа, которыми вы так восхищаетесь. Нет ничего в мире, что может встать на пути человеческой расы, что может сравниться с ней.
Саттон увидел на лице Тревора презрение к себе.
— Я оставляю вас наедине с самим собой, Саттон, — продолжал Тревор, — ваше имя будет черным пятном на всей истории человечества. Звуком вашего имени поперхнется любой человек, как только попытается произнести его. “Саттон” станет таким бранным словом, которым один человек станет обзывать другого, если захочет нанести ему страшное оскорбление.
Он произнес слово “Саттон” таким тоном, словно оно вызывало у него отвращение. Саттон даже не пошевелился в ответ. Тревор резко встал и пошел прочь, но затем обернулся. Его голос был не громче шепота, но вонзился в сознание Саттона как раскаленный нож:
— Идите и вымойте лицо, отмойте этот пластик и знак. Но вы никогда не сможете опять стать человеком, Саттон. Вы никогда не сможете назвать себя человеческим существом.
Он резко повернулся и пошел прочь. И, глядя на его спину, Саттон увидел спину всего человечества, навсегда отвернувшегося от него.
Где-то в глубине его сознания, откуда-то издалека, он услышал, казалось, звук захлопнутой перед ним двери.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
Горела только одна лампа в углу комнаты. Папка лежала на столе перед лампой, а Ева Армор стояла около кресла, как будто ожидала его.
— Ты вернулся, — тихо спросила она, — чтобы забрать папку? Я приготовила ее для тебя.
Он остановился в дверях и покачал головой.
— Пока нет, — ответил он. — Позднее она мне понадобится, но не сейчас:
Вот то, что беспокоило меня весь день, — подумал он. — Вот оно, та вещь, которую я пытался облечь в слова.
— Я говорил тебе сегодня утром за завтраком об оружии, — обратился он к Еве. — Тебе нужно запомнить то, что я сказал об этом. Я говорил, что есть единственный экземпляр этого оружия и что нельзя вести войну, имея одну только пушку.
Ева кивнула. Ее лицо в свете лампы казалось слегка удивленным.
— Я помню, Аш…
— Их существует целый миллион, — продолжал он. — Столько, сколько захочешь иметь.
Он медленно прошел через комнату и остановился, глядя ей прямо в лицо.
— Я на твоей стороне, — просто сказал он ей. — Днем я видел Тревора. Он проклял меня от лица всего человечества.
Она медленно провела поднятой рукой по лицу Саттона. Он почувствовал ее холодную и гладкую ладонь. Нежные пальцы Евы остановились в его волосах. Она ласково и осторожно покачала его голову.
— Аш, — произнесла она, — ты вымыл свое лицо, ты снова прежний, Аш.
Он кивнул.
— Я снова хотел стать человеком.
— Тревор говорил тебе о Колыбели, Аш?
— Кое о чем я догадался сам. Он рассказал мне остальное. Об андроидах, которые не имеют знака.
— Мы используем их как шпионов, — объяснила она, словно это была естественная вещь. — Некоторые из них проникли в штаб-квартиру Тревора под видом людей.
— А как Херкимер? — спросил Саттон.
— Его здесь нет, Аш. Его здесь, не будет после всего того, что случилось во дворике.
— Конечно, — согласился Саттон. — Конечно, его здесь не будет. Ева, мы, человеческие существа, такие странные и не всегда хорошие.
— Присядь, Аш, — пригласила Ева, — вот в это кресло. Ты говоришь так странно, что даже пугаешь меня.
Они сели.
— Расскажи мне, что произошло, — попросила она.