Наименование: трусы шелковые — одни. Особые приметы — нет.
Наименование: платок носовой — один. Особые приметы — клетчатый.
Наименование: бумажник кожаный с деньгами. Особые приметы — 38 пенгё, 60 филлеров.
Наименование: карандаш чернильный — один. Особые приметы — нет.
Наименование: фотография — одна. Особые приметы — мужчина и женщина.
Наименование: сигареты «Гонвед» — 20 штук. Особые приметы — нет.
(Опись отправлена мокнуть в бочку с дождевой водой.)
Маришка улыбнулась мужу.
— Ты утомился, наверное. Давай ложиться, родной мой Лайош.
— Только я прежде выкурю сигару, — сказал Тот.
Маришка бросилась за сигарой. Агика подала огоньку, и Тот с наслаждением вдохнул ароматный дым.
Он ценил мелкие радости жизни. Вот и сейчас ему было так хорошо, что он потянулся вольно, отчего хрустнули суставы, и застонал от удовольствия:
— Ох, мать моя бедная, родная моя мамочка!
В этот момент послышались чьи-то приближающиеся шаги. Тоты удивленно переглянулись.
В дверях веранды стоял майор Варро с чемоданом в руке, с широкой улыбкой на сияющем лице.
— Вижу, дорогие Тоты, что вы отказываетесь верить собственным глазам, — сказал он. — А между тем это наяву!
Тот издал какой-то странный булькающий звук, и отдаленно не похожий на человеческий голос. Такой звук, словно утопающий в колодце пускает последние пузыри. Говорить он не мог.
Впрочем, говорить никто не мог. Все трое молча уставились на майора круглыми глазами.
— В Эгере я собрался было отметить отпускное удостоверение, но в привокзальной комендатуре мне сообщили приятную весть: партизаны взорвали мост, и поезда не будут ходить целых три дня. — Он улыбнулся Тоту, Маришке, Агике. — А нам так трудно было расстаться! И тогда я подумал, что эти три дня я вполне могу провести у вас… Надеюсь, я не буду вам в тягость?
К Тотам никак не желал возвращаться дар речи. Майор внес чемодан в свою комнату, вернулся обратно и, обуреваемый жаждой деятельности, предложил:
— Если вы не против, мы могли бы сейчас заняться коробочками… — Он запнулся. Огляделся по сторонам. — Ай-ай-яй! — воскликнул он. — Куда же девалась новая резалка, милейший Тот?
Хозяин дома открыл было рот, чтобы ответить, но последнее удалось ему лишь с третьей попытки.
— Я отнес ее в сад, глубокоуважаемый господин майор.
— Зачем? — удивился майор. — Куда же?
— Да вон туда, к мальвам, — услужливо вскочил Тот. — Извольте, я вам покажу.
Они скрылись в саду.
Маришка и Агика так и окаменели на месте, напряженно вглядываясь в темноту. Видеть они ничего не видели. И никаких звуков вроде бы тоже не было слышно. Затем раздался приглушенный лязг, от которого обе они вздрогнули. Через некоторое время лязг повторился: опустилась стальная рукоятка резалки; и снова они вздрогнули от этого звука. И еще раз вздрогнули: в третий раз опустился нож.
Прошло какое-то время. Из темноты появился Тот.
— Чего вы тут выставились! Пора спать, — напомнил он.
Они разобрали постели.
Разделись.
Легли.
Маришка погасила свет и, помолчав, робко спросила мужа:
— На три части его разрезал, родной мой Лайош?
— На три? Нет, с чего это ты взяла? Я разрезал его на четыре равные части… Или, может, я чего неправильно сделал?
— Все правильно, родной мой Лайош, — откликнулась Маришка. — Ты всегда знаешь, что и как надо делать правильно.
Они лежали молча, ворочаясь с боку на бок. Все трое были такие усталые, что сон постепенно сморил их. Но Тот и во сне вертелся, лягался, стонал, а один раз даже чуть не свалился с кровати.
Быть может, ему снилось что-нибудь страшное? Раньше такого с ним не случалось.
Örkény István
Tóték
Budapest, 1967
Перевод с венгерского T. Воронкиной
