Увы, денег тогда мы с дочерью Сергея Петрова не нашли, и замысел так и остался пока на бумаге в виде финансовой сметы да набросков сценария в моем личном архиве…
Понятное дело, такие «задумки» не находили места в исследованиях советских историков о следах «казанского клада» и, уж конечно, о любви адмирала. Да и зачем? Все ведь вернули, а чего недосчитались — украл Колчак или его «любовница-княгиня»!
Гораздо честнее при всех субъективных оценках (никакие чехи, англичане, французы, американцы и японцы не защитники «белого дела», а обыкновенные грабители России, воспользовавшиеся Гражданской войной, чтобы набить свои карманы) оказались участники кровавой «золотой эпопеи» из эмиграции, которые не только пошли по «следам золота» — чешскому, японскому, китайскому, американскому, но и осмелились в 1923-1941 гг. публично судиться с японцами за возврат золотого достояния Отечеству (Валериан Моравский, генерал Павел Петров и др.).
Их эстафету как исследователей подхватили их сыновья (Сергей Петров, Никита Моравский, сын чешского легионера Игорь Heмец Именно Игорь Немец при содействии Сергея Петрова прислал в наш общественный Международный экспертный совет по российскому золоту за рубежом целую подборку копий чешских документов из архивов Министерства обороны и МИД бывшей ЧССР, где отражена подлинная роль легионеров в судьбе «казанского клада», чей отец был репрессирован и гитлеровцами, и сталинским Смершем), а уже в самые последние годы — совсем молодые исследователи из Великобритании и Новосибирского университета.
А теперь, после этого небольшого, но необходимого отступления, пойдем по чехословацкому следу дальше.
С весны 1920 г. после шестилетнего отсутствия в Чехословакию морем вокруг света, через Триест и Австрию, стали наконец возвращаться легионеры. И почти сразу сначала по стране, а затем и по всей Восточной Европе поползли слухи о несметных богатствах, которые они якобы привезли из Сибири и с Дальнего Востока необъятной России.
Одним из первых с белой русской стороны эти слухи озвучил в цифрах бывший царский заместитель министра финансов и управляющий центральной конторой Госбанка России в Петрограде при «временных», а затем заместитель министра финансов у Колчака В. Новицкий. В издаваемом в Лондоне на деньги бывшего царского финансового агента К.Е. Замены бюллетене «Рашен экономист» (1921, янв. с. 46-57) он опубликовал статью «Судьба императорского русского золотого запаса», в которой впервые среди русских эмигрантов назвал точные (правда, с оговоркой — «согласно настойчивым слухам») цифры увезенного легионерами «сибирского» золота Чехословакии «золото Колчака» переименовывается прессой в «сибирское золото»: на 63 050 тыс. зол. руб. или 168 млн. франц. фр.
Для небольшой страны, финансовая и экономическая независимость которой еще только нарождалась, это было целое богатство, о котором, скажем, в наше время могла бы мечтать Эстонская Республика. В обычных условиях такая публикация товарища министра не вызвала бы никакого резонанса ни в Англии, ни во Франции, а в самой Чехословакии тех времен разве что реплику какой-нибудь проправительственной газеты типа: «Ну опять эти русские эмигранты чем-то недовольны, а ведь толпами едут к нам, да еще денег на проживание просят».
Но публикация Новицкого в 1921-1922 гг. подоспела к сроку. Именно в этот период и в Европе, и в Советской России полным ходом шла подготовка к Генуэзской конференции (апрель-май 1922 г.), первого после Гражданской войны и иностранной интервенции мирного «круглого стола» вчерашних непримиримых противников.
Антанта хотела бы получить компенсацию по «царским долгам» и за национализированную иностранную собственность в Советской России, Советы — добиться дипломатического признания и кредитов на нэп. Эксперты обеих сторон усиленно искали аргументы. В.И. Ленин на Политбюро ЦК РКП(б) предложил признать только «царские долги» до 1914 г. (и Г.В. Чичерин в октябре 1921 г. разослал по столицам Антанты соответствующий дипломатический циркуляр), сам готовился поехать в Геную, но остальные долги (за национализацию иностранной собственности и за облигации частных дореволюционных компаний и обществ — сегодня только во Франции их оценивают в 48 млрд. долл.) категорически не признавал как «частные».
Чтобы усилить аргументацию, большевики выдвинули встречные претензии — по «военным долгам». В них вошли: посылка золота царским и Временным правительствами в страны Антанты в 1914-1917 гг. на закупки вооружений и амуниции (а поставлено было против оплаченного всего на 20-25%, причем Англия и Швеция вообще ничего не поставили в марте-сентябре 1917 г.) и материальный ущерб от иностранной интервенции По подсчетам Наркомфина СССР в 1925 г. общая сумма ущерба от иностранной интервенции в 1918-1922 гг. (включая и экономическую блокаду) составляла свыше 50 млрд. зол. руб. из них на чехословацких легионеров падало не менее 10 млрд, в том числе и от чехословацких легионеров, в 1918-1920 гг.
В порядке инвентаризации «золотых дел» при начале нэпа и для подготовки к торгу с буржуазными правительствами по инициативе Ленина Советом труда и обороны была создана в конце 1921 г. специальная Комиссия по золоту. Она просчитала все движение золота с 1917 г. по конец 1921 г. и записала: 235 500 тыс. зол. руб. «были захвачены и израсходованы Колчаком».
И тут как раз появилась публикация Новицкого. Оказывается, Колчак израсходовал не 275 млн. а на 63 млн. меньше, и эта «недостача» находится в «Легио-банке» в Праге.
Эксперты Антанты заволновались. Опровергать аргументы (а главное — факты и документы по «военным долгам») было чрезвычайно трудно. Только-только на Версальской мирной конференции 1919 г. и серии «малых Версалей» 1920-1921 гг. сама Антанта за «военные долги» Первой мировой войны обложила Германию, Турцию, Болгарию огромной контрибуцией. Нельзя же было сказать: «Нам можно, мы победители». Большевики ведь тоже победители — и Антанту прогнали, и чехов, и своих белых разгромили. Да и зачем тогда вся эта катавасия с Генуэзской конференцией, если заранее считать партнера дураком и в грош не ставить его аргументацию?
Посыпались секретные запросы в Прагу. Президент Т. Масарик и его министр иностранных дел Э. Бенеш попали в деликатную ситуацию. Масарик на протяжении всей «сибирской эпопеи» чехословацкого корпуса официально требовал от его командования «соблюдать нейтралитет». Какой это был «нейтралитет», мы уже знаем.
Бенеш же в секретных инструкциях Чехосовету и командованию легиона рекомендовал «добывать» для новой республики как можно больше золота и драгоценных металлов. Позднее, в 1926 г. главный исполнитель этих инструкций начфин чеховойск Ф. Шип (к тому времени он из поручиков станет уже подполковником) проговорится: «Для нас сейчас выгодный момент для добычи, так что добываем, и изрядно…»
Член правления — учредитель «Легио-банка» По странному стечению обстоятельств «Легио-банк» (один из самых крупных в довоенной Чехословакии) был создан вскоре после возвращения легионеров. Долгое время живший в Праге Д. Мейснер, затем вернувшийся в СССР, в 1966 г. вспоминал: «…чехословацкие легионеры… вывезли из России немало золота… Тогда же на одной из главных улиц Праги было построено огромное здание нового „Легио-банка“. Все знали, что и само здание, и средства банка обязаны своим существованием все тому же золоту» (Знамя. — 1992. — № 8. — С. 201) Ф. Шип за такие откровения будет наказан, но пока бойкому пражскому журналисту Иозефу Куделе срочно заказывается брошюра «Чехословацкие легионеры и русское золото», которая точно к открытию Генуэзской конференции выходит из печати на чешском и французском языках. В ней говорится, что легионеры ничего не присвоили, все сдали по акту в Иркутске еще 1 марта 1920 г. Остальное — домыслы и красных, и белых.
На Генуэзской конференции, как известно, ни до чего реально не договорились. Большевики за спиной Антанты предпочли заключить сепаратный мир с Германией в Рапалло. Но все же условились продолжить переговоры. И продолжили — сначала в Гааге (июнь-июль 1922 г.), затем в Лондоне (1924 г.) и, наконец, в Париже (1926-1927 гг.).