Когда я вошел, в зале сидел только один посетитель, крепкий щеголеватый негр. Устроившись в дальнем конце стойки, он разглядывал бокал мартини. Я сел и заказал порцию шотландского виски. Томсон самолично управлялся за стойкой, рукава его рубахи были закатаны, обнажая мощные волосатые ручищи.
– Вы знаете парня по имени Джордж Уилсон? – спросил я.
– Конечно, – с кривой усмешкой отозвался Томсон.
– Скажете мне, когда он придет?
Громила кивнул на негра:
– Он уже пришел.
Негр поднял голову и улыбнулся мне добродушной, немного растерянной улыбкой. Я подошел и пожал ему руку.
– Извините, – сказал я. – Джон Берри.
– Ничего страшного, – ответил негр. – Я и сам не привык встречаться в барах.
Уилсону не было еще и тридцати лет. Вдоль его шеи от правого уха тянулся светлый шрам, исчезавший под воротником сорочки. Глаза негра смотрели спокойно и безмятежно. Подтянув узел черно-белого галстука, он сказал:
– Пойдемте в отдельную кабинку?
– Пожалуй.
– Повтори, Громила, – бросил Уилсон через плечо. – Обоим.
Человек за стойкой подмигнул.
– Вы работаете у Брэдфорда? – спросил я.
– Да. Чуть больше года. Обычная история. Мне отвели неплохой кабинет возле приемной, чтобы все входящие и выходящие могли сколько угодно пялиться на меня.
Я прекрасно понимал, о чем он говорит, но раздражение не проходило. Среди моих друзей были молодые правоведы, но все они получили отдельные кабинеты, прослужив в юридических фирмах по несколько лет. По любым объективным меркам, этому Уилсону крупно повезло. Он был своего рода товаром, который вдруг в одночасье приобрел ценность в глазах общественности. Еще бы – образованный чернокожий! Теперь перед ним открыты все пути, и будущее сулит одни радости. И тем не менее он как был диковинкой, так ею и остался.
– Чем вы занимались?
– В основном налогами. Случалось и недвижимостью. Пару раз отстаивал гражданские иски. Фирма почти не ведет уголовных дел. Вы это и сами знаете. Но когда я поступил на работу, у меня прорезался интерес к уголовному судопроизводству. Конечно, я и думать не думал, что на меня навесят это дело.
– Понятно.
– Отрадно слышать.
– То есть вам выпало тащить дохлую лошадь?
– Возможно, – с улыбкой ответил Уилсон. – Во всяком случае, они так полагают.
– А как полагаете вы?
– Я полагаю, что дела решаются в суде, – изрек он.
– Вы уже выработали линию защиты?
– Стараюсь. Придется повозиться, потому что я хочу сделать все на совесть. И потому, что присяжные увидят в суде черномазого выскочку, который выгораживает китайца, делающего подпольные аборты. Им это не понравится.
Я пригубил бокал. Громила принес еще два стакана и поставил их на край стола.
– Но, с другой стороны, это прекрасная возможность, – продолжал Уилсон.
– Если сумеете выиграть, – напомнил я ему.
– Это я и намерен сделать, – невозмутимо ответил негр.
Мне вдруг пришло в голову, что, независимо от того, какими побуждениями руководствовался Брэдфорд, доверив это дело Уилсону, он принял мудрое решение. Этот мальчик и впрямь настроен на победу. Она ему просто необходима.
– Вы уже говорили с Артом?
– Нынче утром.
– Какое у вас сложилось впечатление?
– Невиновен. Я уверен в этом.
– Почему?
– Кажется, я сумел понять его, – ответил Уилсон.
За вторым бокалом я поведал ему обо всем, что успел сделать за прошедшие дни. Уилсон молча слушал, время от времени делая какие-то заметки. Когда я иссяк, он сказал:
– Вы избавили меня от уймы лишней работы.
– Каким образом?
– Судя по вашему рассказу, дело можно закрывать. Мы без труда вызволим доктора Ли.
– Потому что девушка не была беременна?
Уилсон покачал головой.
– В ряде случаев, – начал он, – в том числе в деле «Народ против Тейлора», суд приходил к выводу, что наличие либо отсутствие беременности не имеет значения. Как и то обстоятельство, что к началу аборта плод уже был мертв.