– В крови были какие-нибудь сгустки? – спросил я.
– Нет.
– Никаких фрагментов тканей? Может быть, лоскутья детского места?
– Нет, ничего такого. Но кровотечение началось задолго до ее поступления к нам. Ее одежда… – Уайтинг умолк и уставился в угол. Наверное, перед его мысленным взором опять встала вчерашняя картина. – Одежда была очень тяжелая. Санитарам пришлось повозиться, чтобы снять ее.
– Девушка произнесла что-нибудь членораздельное, пока ее раздевали?
– В общем-то, нет. Бормотала время от времени. Кажется, что-то про старика. То ли «мой старик», то ли просто «старик», не знаю. Но речь была невнятная, да никто и не прислушивался.
– Больше она ничего не сказала?
Уайтинг покачал головой.
– Нет, когда срезали одежду, она все норовила прикрыться. Однажды произнесла: «Не смейте так со мной обращаться», а потом спросила: «Где я?» Но это было в бреду. Она почти ничего не соображала.
– Как вы боролись с кровотечением?
– Пытался локализовать. Это оказалось непросто, да еще время поджимало. Нам никак не удавалось установить лампы. В конце концов я решил использовать марлевые тампоны и заняться возмещением кровопотери.
– А где все это время была миссис Рэнделл?
– Ждала за дверью. Держалась молодцом, пока мы не сообщили ей, что случилось, а потом сломалась. Совсем расклеилась.
– А что с бумагами Карен? Она когда-нибудь лежала в вашей больнице?
– Я увидел ее карточку, только когда.., когда все было кончено. Их приходится доставлять из регистратуры, на это требуется время. Но я знаю, что она наблюдалась у нас. С пятнадцатилетнего возраста у нее ежегодно брали мазок на рак матки, дважды в год обследовали и брали кровь. За ее здоровьем следили весьма и весьма пристально. Оно и неудивительно.
– Вы не заметили в ее истории болезни чего-нибудь необычного? Кроме аллергических реакций?
Уайтинг печально улыбнулся:
– А разве их не достаточно?
На какое-то мгновение меня охватила злость. Парень напуган, это понятно, но зачем такое усердное самобичевание? Люди еще будут умирать у него на руках. Много людей. И пора бы уже свыкнуться с этой мыслью. Равно как и с мыслью о том, что он всегда может дать маху. Ошибки неизбежны, в том числе и роковые. Мне хотелось сказать Уайтингу, что, если бы он потрудился спросить миссис Рэнделл, нет ли у Карен аллергических реакций, и получил отрицательный ответ, сейчас ему нечего было бы опасаться. Разумеется, Карен все равно умерла бы, но никто не смог бы обвинить в этом Уайтинга. Промах стажера заключался не в том, Что он убил Карен Рэнделл, а в том, что не испросил на это разрешения.
Но я не стал говорить ему об этом.
– В истории болезни были какие-нибудь упоминания о душевных расстройствах?
– Нет.
– Ничего примечательного?
– Ничего, – ответил Уайтинг и вдруг нахмурился. – Погодите-ка. Была одна странность. С полгода назад Карен направили на просвечивание черепной коробки.
– Вы видели снимки?
– Нет, только просмотрел отчет рентгенолога.
– И что?
– Все в норме, никакой патологии.
– Зачем делались эти снимки?
– Там не сказано.
– Может быть, она попала в какую-нибудь аварию? Упала или разбилась на автомобиле?
– Не знаю.
– Кто направил ее на рентген?
– Вероятно, доктор Рэнделл. Питер Рэнделл. Она наблюдалась у него.
– Зачем понадобилось делать эти снимки? Должна же быть какая-то причина.
– Да, – согласился Уайтинг. Но, похоже, этот вопрос не очень интересовал его. Молодой стажер долго и печально смотрел на свою чашку и, наконец, отпил глоток кофе. – Надеюсь, – сказал он, – они прижмут этого подпольного ковырялыцика и размажут его по стенке. Такому любого наказания будет мало.
Я встал. Мальчишка был подавлен. Казалось, он вот-вот ударится в слезы. Над его врачебной карьерой, сулившей успех, теперь нависла опасность: он допустил ошибку и угробил дочь знаменитого эскулапа. И, разумеется, Уайтинг не мог думать ни о чем другом. В приливе злости, отчаяния и жалости к себе он тоже искал козла отпущения. Искал усерднее, чем кто-либо другой.
– Вы намереваетесь обосноваться в Бостоне? – спросил я его.
– Вообще-то была такая мысль, – искоса взглянув на меня, ответил Уайтинг.
Расставшись с ним, я позвонил Льюису Карру. Теперь я просто сгорал от желания увидеть историю болезни Карен Рэнделл и выяснить, зачем ей просвечивали голову.
– Лью, мне снова понадобится твоя помощь, – сказал я.
– О! – Судя по тону, эта весть не наполнила его душу радостью.
– Да, я непременно должен заполучить историю болезни.