15
Новый халхасский хан Дамдин-Очир по пути к японскому разведывательному управлению остановился возле рынка, удивленно разглядывая огромную разношерстную толпу спекулянтов, перекупщиков, торговцев наркотиками, бродяг, шныряющих в поисках куска хлеба. И вдруг посреди этой серой массы он увидел открытую карету, на заднем сиденье которой сидела удивительной красоты молодая женщина, приковавшая к себе все взоры.
Когда карета поравнялась с ним, показалось, что женщина улыбнулась и подмигнула ему. Дамдин-Очир на мгновение растерялся, но все же с искренним восхищением проводил взглядом карету. Приставленный к Дамдин-Очиру японской разведкой телохранитель проследил за взглядами монгольского ламы, улыбнулся.
- С такой красоткой не соскучишься. Но есть и получше красавицы. Не желаете ли поразвлечься в ожидании приезда господина Инокузи? Он все равно не сможет принять вас раньше полудня.
- Как это поразвлечься? — с недоумением спросил Дамдин-Очир.
- Не желаете ли зайти в один фешенебельный публичный дом, здесь поблизости? Девочки там — просто прелесть, на любой вкус. Можно выбрать, там и альбом есть... О, этот альбом можно смотреть часами... А если захотите, сможете увидеть кое-что и получше, — японец захохотал.
Дамдин-Очир почувствовал стыд от унизительного предложения и непочтительного обращения молодого японца.
— Разве я за этим приехал сюда?
- Простите великодушно, не хотел вас обидеть. Мне велели развлечь вас и показать увеселительные места. Как-никак, мы с вами связаны с разведкой, и будет нелишним, если узнаем что-нибудь новенькое. — Японец опять захихикал.
- Я всегда предпочитал узнавать что-нибудь дельное, — зло отрезал лама.
- Разведчику до всего должно быть дело — так считают у нас.
- И до публичных домов тоже?
- Конечно!
Дамдин-Очиру этот разговор был крайне неприятен и нежелателен. Японец, приставленный к нему телохранителем, прекрасно обслуживал, исполняя любое желание ламы и стараясь предугадать каждое его движение. Но развязные манеры и нагловатый тон, с ехидцей прищуренные глаза, в фальшивой улыбке растянутые губы страшно унижали гордость Дамдин-Очира.
«Меня возвысил святой Банчин-богд, вознеся на престол халхасского хана. А этот проходимец осмеливается нагло со мной разговаривать и даже предлагает в публичном доме спать с китаянками и японками. Какой срам! Ни один даже самый отсталый и невежественный арат в моей стране никогда не унизит иностранца, кем бы он ни был». Дамдин-Очир отвернулся от японца, заложил руки за спину и зашагал в противоположную сторопу. Японец догнал его и, взяв под руку, сказал:
- Прошу вас, не сердитесь. Право же, вы ведете себя как ребенок. К тому же вы слишком высокомерны.
- Оставьте эти слова для вашего господина, который вам платит!
— Не гневайтесь, ваше величество. Вы многого не знаете о здешнем образе жизни. Я от чистого сердца хотел показать вам то, что скрыто от постороннего глаза. Публичные дома, опиумо-курильни и салоны азартных игр — здесь явление совершенно обычное, они имеются на каждой улице, и пет ничего обидного в том, что я предложил вам посетить одно из этих заведений. Досточтимый каноник, у нас в Стране восходящего солнца муж-чипа, кто бы он ни был, всегда выше неба, а женщина, какой бы красавицей ни была, всегда ниже земли. Как бы поздно ни вернулся домой муж, жена не может лечь спать до его прихода, она снимет с пего пыльные ботинки и вымоет его грязные ноги.
- Вы это знаете?
— Нет. И знать пе желаю. В моей стране другие обычаи.
— У нас еще есть время. Давайте заглянем в один уютный китайский ресторанчик. Здесь рядом, через дорогу, — японец указал рукой.
Они вошли в просторную чистую залу, убранную в китайском стиле, и сели за столик у окпа.
— А что там, за занавесями? — поинтересовался лама.
— Там отдельные кабинеты, где курят гашиш и обедают с красивыми женщинами. У вас в Халхасии, я понимаю, наверное, и время провести негде, пе так ли?
— Да будет вам известно, молодой человек, что у нас в Хал-ха-Мопголии почитают старость и благоговеют перед духовными лицами, которые свято блюдут обет, обращая все свои помыслы на благодеяния и защиту ближнего.
В зеркало Дамдин-Очир увидел, как за его спиной зашевелилась портьера, высунулась и тотчас же убралась обратно голова китайца, а через несколько минут из-за нее вышел другой китаец, в очках, и направился к их столику. Отвесив низкий поклон, в высокопарных и замысловатых выражениях он спросил о самочувствии каноника из Монголии и пожелал ему здоровья на долгие лета. Изумлепный Дамдин-Очир не успел и рта раскрыть, чтобы воздать благодарение бурхану за бдагопожолання, которые он не ожидал здесь услышать, как китаец удивил его еще больше.
- Высокородный господип, мне кажется, что я видел вас раньше, но не могу припомнить точно, где именно. Не случалось ли вам бывать когда-либо в монастыре Сзятого Лузана?
- В монастыре Святого Лузана?! Да я же родился в этих краях!
Китаец сел за столик напротив Дамдин-Очира.
— Как обстоит дело с возведением субургана? — доверительным тоном спросил он, перегнувшись через стол. — Когда конец?
Удивлению монгольского каноника этой осведомленностью незнакомого китайца не было предела.
— Дело в полном разгаре. Я полагаю, осенью при большом скоплении народа мы устроим церемонию обряда освящения места, где будет возведен милостью бурхана всесильный субурган... А вы кто такой будете? Я вас что-то не припомню!
— Несколько лет назад я работал в тех краях и перед отъездом на всякий случай оставил свой портрет у хамбы Содова. Возможно, я еще вернусь туда... Узнает ли меня хамба-лама? Или уже забыл? Столько лет прошло!
— Не думаю, чтобы хамба Содов мог забыть... У него цепкая память. А ваше фото, возможно даже, хранится у меня. Хамба давал мне чей-то портрет, но это было давно.
Китаец вышел из-за стола и с поклоном обратился к Дам-дин-Очиру.
— Высокородный и милосердный покровитель послушников бурхана, соизвольте посетить мой бедный приют и откушать со мной за одним столом. От чистого сердца прошу вас, соизвольте...
Дамдин-Очир взглянул на сидевшего рядом японца.
— Решайте сами, ваше величество, у нас еще достаточно времени.
Китаец привел гостей в свой дом и усадил за роскошно накрытый стол. После обильпой трапезы он продолжил начатый разговор:
- А где теперь Буянт — мой лучший друг? Вы его еще не отправили к богу в рай?
- Ваш Буянт процветает в Монголии всем на зависть и печется о спасении нашей веры, разбогател, растолстел на нашей жирной баранине. Но не это главное. Он один из самых деятельных наших сподвижников и правая рука хамбы Содова.
— Коли все так, как вы изволите говорить, тогда хорошо...
- Благодарствую за угощение. — Каноник поднялся из-за стола, а следом за ним и японец. — Нам нужно спешить, нас ждет важный господин.
- Прошу вас, достойнейший Дамдин-Очир, пожелайте что-нибудь для себя в подарок, возьмите любую вещь, понравившуюся вам. У меня есть то, чего нет у других...
Монгольский лама поблагодарил хозяина, но ничего не взял.
В резиденции господина Инокузи им сказали, что резидент не может сегодня принять халхасского хана и что его ждет другой господин. В сопровождении японца Дамдин-Очир поднялся на второй этаж и прошел в конец длинного коридора мимо десятка дверей к кабинету, который ему указали. Возле кабинета Дамдин-Очир остановился в нерешительности: за массивной дверью раздался душераздирающий крик, от которого у ламы остановилась в жилах кровь. Через пекоторое время крик прекратился, открылась дверь и двое дюжих японцев с засученными рукавами вынесли изуродованное тело с кровавым месивом вместо лица. Пискнул звонок, из соседней с кабинетом двери проворно выбежал старик с чайником и тряпкой в руках смывать пятна крови. Усилием воли Дамдин-Очир заставил себя войти в кабинет. За столом сидел важный господин, видимо следователь, с застывшей, холодной улыбкой на благообразном лице. Поняв, что монгольский лама оказался невольным свидетелем нечеловеческой пытки, следователь спокойным голосом, будто не произошло ничего особенного, сказал: