— Откуда вы знаете? — спросила она. — Я вот, например, чувствую, что для нас вся эта история добром не завершится. И это вы виноваты, вы втянули его в эту переделку.
— Ну, не совсем так. С Дэйви Спеннером он давно знаком и взял на себя по отношению к нему определенные обязательства, которые и старается выполнить.
— А что будет со мной? — крикнула она.
— Вас что-то беспокоит?
— Что толку вам объяснять? — сердито-доверительно спросила она. — Вы не врач.
— Вы больны, миссис Лэнгстон?
Вместо ответа она повесила трубку. Меня подмывало пойти к ней, но это привело бы только к еще большей путанице и потере времени.
Я выбрался на шоссе и поехал в направлении на север. Тело мое уже начало бунтовать, требуя отдыха. Мне казалось, что не правая нога, выжимая педаль акселератора, заставляет машину подниматься в гору к Родео Сити, а я сам толкаю машину сзади.
Помощник шерифа Пеннел сидел у себя, вслушиваясь в перекличку по служебному радио. Я понял, что он так и сидит здесь с тех пор, как мы с ним беседовали прошлой ночью. Его лицо, бледное, осунувшееся и заросшее щетиной, теперь занимали только глаза да усы.
— Что слышно, Пеннел?
— Они его потеряли. — В голосе его слышалось раздражение.
— Где?
— Не сказали. Дождь смыл все следы. У северного перевала льет, не переставая.
— А куда ведет этот перевал?
— Никуда. За перевалом нет ничего, кроме гор. А там на высоте в пять тысяч футов уже идет снег. Все равно ему придется вернуться вниз.
— И что?
— Как только он появится на шоссе, мы преградим ему путь. Я попрошу дорожный патруль поставить заграждение на шоссе.
— А что, если он все еще там, в долине?
— Вполне возможно. Профессор, по-видимому, так и считает.
— Вы имеете в виду Генри Лэнгстона?
— Ага. Он все крутится возле ранчо Крагов. У него своя теория: Спеннер, мол, помешан на этом ранчо и поэтому обязательно туда вернется.
— А вы не верите в эту теорию?
— Нет. Я еще ни разу не видел профессора, который бы соображал, о чем говорит. У них у всех размягчение мозгов, потому что чересчур много читают.
Я не стал возражать, и, воодушевленный моим молчанием, Пеннел принялся развивать свою мысль дальше. Лэнгстон, по-видимому, крепко его обидел, вот ему и требовалось выговориться.
— Знаете, что профессор пытался мне внушить? Что у Спеннера были основания поступить со стариной Джеком так, как он поступил. Из-за того, что Джек поместил его в приют.
— А разве этого не было?
— Было-то было, да только что еще ему оставалось делать? Отец ребенка попал под поезд. Джек не был обязан нести за него ответ.
Сказав эту двусмысленность, он чуть было не проговорился.
— За что Джек не был обязан нести ответ?
— За них обоих. И за отца и за сына. Я знаю, в ту пору ходили разные слухи, и не успел Джек еще упокоиться в могиле, как Лэнгстон принялся Снова их распускать.
— Какие слухи?
Он поднял глаза, полные возмущения и одновременно печали.
— Не хочу даже о них говорить. Одно вранье.
— Слухи о том, что Джек сам убил Блевинса?
— Да. Все это выдумки.
— Готовы поклясться, что это неправда?
— Конечно, готов, — ответил он, петушась чуть больше, чем надо. — Могу поклясться не на одной Библии, а на целой куче. Я так и сказал профессору, да он мне все равно не верит.
Не верил и я.
— А дали бы вы согласие провериться на детекторе лжи?
— Значит, вы считаете, что я вру? И что старина Джек был убийцей? — Я обманул его надежды.
— А кто убил Джаспера Блевинса, если не Джек?
— Мало ли кто.
— Кого подозревали?
— Например, возле ранчо крутился какой-то странного вида субъект с бородой.
— Бросьте, Пеннел. Не верю я в эти россказни про бородатых бродяг. Я знаю, что Джек часто бывал на ранчо. А потом, я слышал, он поселил Лорел у Мейми Хейдждорн.
— Ну и что? Блевинсу его жена не была нужна. Оп этого не скрывал.
— Вы знали Блевинса?
— Видел пару раз.
— А мертвым видели?
— Видел.
— Это был Блевинс?
— Клясться я бы не стал. — Он отвел глаза в сторону. — Миссис Блевинс утверждала, что это не он. А кому знать, как не ей?
— А что сказал мальчик?
— Ничего. Он молчал, как рыба.
— Весьма кстати, а?
Пеннел встал, взявшись за пистолет.
— Мне надоел этот разговор. Джек Флайшер был мне за старшего брата. Он сделал из меня мужчину.
— А я-то все думал, кто в этом виноват?
Выругавшись, Пеннел вытащил пистолет. Я вышел. Он остался на месте, но мне было как-то не по себе. Второй раз за день мне угрожали пистолетом. Рано или поздно ему суждено выстрелить.
Я перешел через улицу в «Родео-отель» и спросил у портье, где можно разыскать Мейми Хейдждорн.
Он посмотрел на меня с улыбкой.
— Мейми ушла от дел.
— Очень хорошо. Мне надо с ней поговорить.
— Понятно. Она живет на той дороге, что ведет в Сентервиль. В большом кирпичном доме. В той части города других таких домов нет.
Я выбрался из города, проехал мимо стадиона и стал подниматься в гору. Дом из красного кирпича разместился наверху, возвышаясь над окрестностью. День стоял пасмурный, низко плыли облака, и в океане, как в тусклом зеркале, отражалось хмурое небо.
По засыпанной гравием дорожке я добрался до дома и постучался в дверь. Открыла мне латиноамериканка в черном форменном платье и белой наколке с черным бархатным бантом на голове. Давно уже мне не доводилось видеть одетую в форму горничную.
Она начала было расспрашивать меня, кто я и что и зачем пожаловал, но ее перебил раздавшийся из комнаты женский голос:
— Пусть войдет. Я с ним поговорю.
Горничная ввела меня в комнату, обставленную резной викторианской мебелью и вполне соответствующую тому чувству, какое я испытал, когда приехал на север округа: мне казалось, что я вернулся в довоенные времена.
И при виде Мейми Хейдждорн это ощущение только усилилось. Она была миниатюрной женщиной, и, когда сидела на диване, ее ноги в золоченых туфельках не доставали до паркета. На ней было довольно строгого покроя платье со стоячим воротником. Ее высокая грудь вздымалась, как у зобастого голубя. Завершали портрет нарумяненное в мелких морщинках лицо и волосы, или парик, чудовищно рыжего цвета с переливами. Однако мне понравилась заигравшая на ее лице улыбка.
— Что вас интересует? — спросила она. — Садитесь и расскажите Мейми.
И подняв руку, на которой сверкнул бриллиант, указала мне на диван рядом с ней.
— Вчера вечером в Сентервиле я разговорился с неким Элом Симмонсом. Он сказал, что вы знали Лорел Блевинс.
— Эл зря так много болтает, — оживленно отозвалась она. — Но, по правде говоря, я очень хорошо знала Лорел. Она жила у меня после смерти мужа.
— Значит, под поездом погиб ее муж?
Она ответила не сразу.
— Насчет этого у меня нет уверенности. Официально это не было доказано.
— Почему?
Она обеспокоенно задвигалась. Платье ее зашуршало, и от него донесся запах лаванды. Нервы у меня были так натянуты, что само прошлое, казалось мне, зашевелилось в своем саване.
— Мне бы не хотелось портить Лорел жизнь. Мне она всегда нравилась.
— Значит, вас должно огорчить известие о ее смерти.
— Лорел? Но она же молодая женщина.
— Не все умирают от старости. Ее забили насмерть.
— Боже мой! — воскликнула она. — И кто же это сделал?
— Скорей всего Джек Флайшер.
— Но он ведь умер.
— Совершенно верно. Поэтому, если вы мне кое-что расскажете, то никому из них уже не причините зла, миссис Хейдждорн.