Но допросить Балинта Радачи Геленчеру не удалось: он на машине увез на международную конференцию в Краков, в Польшу, своего директора.
А Пастору пришлось посетить старых Кечкешей.
Непринужденно беседуя за кофе, супруги еще раз по просьбе следователя рассказали о жизни Леринца Колечанского после того, как умерла его жена. И тут старушка Кечкеш вдруг вспомнила, что у нее сохранились письма, которые писал ей Колечанский, когда уезжал отдыхать. Очень быстро она разыскала их в одном из ящиков шкафа.
— Где бы он ни отдыхал, он всегда писал нам, — пояснила старушка.
Письма Колечанского в основном содержали указания, что в его отсутствие старикам надлежало сделать по саду и дому. Ничего нужного следствию Пастор в письмах убитого не обнаружил.
Пастор приветливо улыбнулся старикам.
Получалось, что этот Колечанский за двадцать лет объехал все самые лучшие и самые красивые рыболовные места Венгрии. Сколько чудных уголков страны он посетил! От озера Балатон до Верхней Тисы. Даже зимой не сидел дома: Будапешт, Балатон-Лелле, Тисафюред, Токай, Домрад.
«Ну что ж, придется и нам объехать эти города и веси», — подумал Пастор и отправился в управление — выписывать командировку.
Следователям не удалось решить и другую задачу; от кого Паланкаине регулярно, раз в месяц, получала из Будапешта посылки? Зеленке на почте передали девять квитанций на такие посылки. Все они были заполнены от руки, печатными буквами. Эксперты установили, что их заполняли три разных лица. На квитанциях были указаны восемь различных адресов и фамилий отправителей. В общей сложности работники уголовного розыска просмотрели более десяти тысяч квитанций на отправленные посылки.
— Любовник был у Паланкаине? — спросил Геленчер на очередной летучке.
— Судя по письму, найденному на столе, и по ее собственному утверждению, был. Однако мы не нашли никаких данных, указывающих на его личность. На квартиру к ней, кроме племянника, мужчины не приходили. Сама Паланкаине в Будапеште в гостинице не останавливалась. Когда она ездила в столицу, оставалась там только один день. Словом, собрать какие-то сведения о Паланкаине не удалось… — сообщил Пастор.
— Значит, здесь следствие тоже потерпело поражение, — констатировал Геленчер. — Могу продолжить список наших неудач. Не удалось, например, допросить Балинта Радачи, потому что он на машине увез директора в начале недели в Польшу. Вчера, правда, он уже вернулся. Вечером или ночью. Я допрошу его в понедельник.
— Сегодня надо было бы его допросить. Тепленького, — посоветовал Зеленка.
— Сегодня, к сожалению, не смогу. Есть еще и другие дела…
— Конец педели! — со зловещими нотками в голосе воскликнул Зеленка. — Преступник здесь, в городе. Залег в засаде…
Совершенно верно! — подхватил Геленчер. — И какие меры ты принял, чтобы воспрепятствовать новому преступлению?
— Предупредил Колечанских, чтобы они не пили никаких напитков, пока я не разрешу. Даже кока-колы.
— Вот тебе на! — удивленно проговорил Геленчер. Лицо его медленно наливалось краской. — Почему ты самовольничаешь? Что за черт! Кто уполномочил тебя объявлять гражданам страны запреты и предписывать, что им пить и что не пить?
Зеленка оглянулся. За исключением Геленчера все откровенно улыбались.
— Для меня важно помешать совершению нового преступления. В том числе и отравления. Кстати, Колечанские нормально отнеслись к моему предупреждению. К сожалению, я не могу никому запретить не покидать в эти замечательные майские дни своих квартир. Приставить же к каждому из них персональную охрану мы тоже не в состоянии. Потому что не знаем, кого охранять…
— Сидение в запертой квартире тоже не дает никаких гарантий, — заметил скромно Сабо. — Леринца Колечанского убили в закрытой комнате. Паланкаине тоже убита в комнате. Семью Яноша Колечанского пытались отравить также при запертых дверях.
— Зеленка, — неожиданно проговорил Геленчер, — а что, Янош Колечанский отказался официально от наследства?
— Нет. Еще не успел. Ему поручили поприсутствовать от парткома на партийных собраниях в двух цеховых организациях. Но на будущей неделе он это собирается сделать первым делом.
— Я бы спал спокойно, если бы он как можно скорее покончил с этим.
— Я тоже.
Наконец Зеленке удалось застать Балинта Радачи дома. Следователь представился, протянул ему свое служебное удостоверение. Радачи долго и внимательно рассматривал его — не просрочено ли. Потом предложил:
— Садитесь, пожалуйста. А я только вернулся из Польши. Так что у меня отгул. На минутку утром заглянул на завод — и домой.
— Как мы и подозревали, — сказал Зеленка, — вашего дядю, Леринца Колечанского, убили. Мы уже допросили членов семьи Колечанских и всех, кто мог дать какую-нибудь информацию относительно образа жизни вашего дяди… Вас и вашу супругу до сих пор мы не беспокоили. Не хотели мешать вашему отдыху.
— Спасибо.
— Потом вы находились в Будапеште, потом уехали в Польшу… Словом, мы хотели просить вас, чтобы вы помогли нам прояснить несколько туманных аспектов.
— Пожалуйста.
— Когда вы узнали о смерти вашего дяди?
— Когда мы возвратились из Балатонугроца. Я пришел навестить его. А Кечкешне говорит, что его уже похоронили. Они-то мне и рассказали о подробностях этой трагической смерти.
— Вы никого не подозреваете, кто мог его убить?
— Какой-нибудь мошенник, из тех, что были злы на него. От них все можно ожидать. А может быть, Мартон Силади. Или другой мой дядя — Янош Колечанский.
— Вы могли бы чем-то обосновать свои предположения?
— Нет, — осторожно отвечал Радачи. — Я только перечислил, когда вы спросили: кто мог бы?
— Вот говорят, что к дяде ходило много женщин.
— Это верно. Женщин он любил, что правда, то правда. Да больше ему и нечем было заниматься. Денег много, трать — не хочу. Так что старик был великим знатоком в этом вопросе. Глаз имел меткий.
— Ага! — сказал Зеленка понимающе. — Помните кого-нибудь из его поклонниц?
— Нет.
— А почему вы вдруг переселились из его дома?
Радачи ответил не сразу. Подумал.
— Мы с женой хотели пожить самостоятельной жизнью. А у дяди мы всегда были под его постоянной опекой.
— Только поэтому?
— Да.
— Неужели вам казалось лучше снимать где-то комнату у чужих, чем, как вы говорите, «жить под опекой дяди»? — удивился Зеленка и обвел рукой комнату, которую трудно было назвать уютной.
— Ну тогда мы этого еще не знали.
«Отлично вывернулся!» — подумал Зеленка.
— А после того, как вы уехали от дяди, вы с ним продолжали общаться?
— Конечно.
— И, отправляясь на отдых, вы простились с ним?
— Да. Я думал, что ему это будет приятно.
— А к матери своей вы заходили проститься?
— Мы с ней не очень ладим. Редко встречаемся. Она постоянно занята своими собственными делами.
— Зато тетушку Паланкаине вы часто навещаете?
— Часто? Ну, это преувеличение. Скажем так: время от времени. Но она меня, правда, более приветливо принимает, чем моя родная мать. Иногда и я оказывал ей небольшие знаки внимания.
— Например?
— Ну, букетик цветов.
— А еще что?
— Понимаю. Она любит крепкие напитки. Так что иногда приносил в подарок одну-две бутылочки…
— И по почте посылали?
— Зачем же мне по почте посылать? В одном городе со мной живет.
— Жила, — поправил Зеленка. — Больше не живет. Умерла.
— Умерла?! — вскричал Радачи.
Зеленка заметил, что в его порывистом движении все же было, пожалуй, больше притворства, чем искреннего изумления.
— И даже уже похоронили ее. Пока вы в Польше были.