Квитмен наблюдал, как Стрейндж сошел по ступеням. Как только он скрылся из виду, Квитмен выбрал кассету и бросился к кассе. Кассирша бесконечно долго подсчитывала стоимость и отдавала сдачу. Квитмен заторопился к переднему выходу. Выскочив из вращающихся дверей, он лихорадочно стал обшаривать взглядом весь Стрэнд. Стрейндж словно испарился. Потом до Квитмена дошло, что Стрейндж вряд ли оставит машину у всех на глазах. Существовал еще задний ход. Квитмен стал торопливо проталкиваться через магазин, не обращая внимания на жалобы покупателей. В отделе дамского белья перед ним мелькнула знакомая фигура, направляющаяся неровными шагами к выходу. Тогда Квитмен побежал. Двери еще вертелись. Он толкнул их.
Ударная волна взрыва с силой отбросила его обратно. Он подумал, что его стошнит. Стало вдруг невероятно тихо. Секунд десять он пребывал в полной тиши-пе. Хотел крикнуть, но, словно в кошмарном сне, крики застревали в горле. Постепенно звуки возвращались. Послышались вопли, сначала отдаленные, затем неожиданно громкие. Он понял: на полу — кровь, и ветер задувает уличную пыль в разбитый дверной проем. Машинально пощупал рукой голову. Она была цела. Когда сквозь гвалт стали доноситься звуки сирен, Квитмен сообразил, что оглушен, но не ранен. Дошатываясь, он поднялся и понял, что ему помогают дружеские руки. Ему пришло в голову, что машины «скорой помощи» пришли очень быстро и, присмотревшись к одному из своих спасителей, он узнал меланхолическое лицо Алека Рива.
Новости о взрыве, происшедшем так близко от Уайтхолла, подтвердили точку зрения министерства, что опасность налицо, и машины с сиренами стремительно промчались мимо колонны Нельсона. Команда, обезвреживающая бомбы, оцепила белой веревкой место происшествия. Уцелевшие при взрыве были опрошены. Один-два запомнили странно выглядевшего, изможденного старика с палкой, некоторые говорили о бежавшем к нему молодом человеке. Дежурный офицер без особой надежды передал по радио сведения для установления личности. Судебные эксперты прибыли в специально оборудованных фургонах, чтобы собрать и скрупулезно исследовать отвратительные остатки — кости, кожу, зубы, волосы, стекло. Сначала в управлении узнали, что бомба была подложена в автомобиль Стрейнджа. Никто из находившихся поблизости от него не уцелел. Имелись и другие пострадавшие. Путаница царила ужасная.
Прис убедился, что прикончил свою жертву. Но хотя и отрадно было узнать, что Стрейндж унес с собой все секреты, оставалась еще невыясненной судьба Квитмена. Тот исчез. Пока его не найдут, дело не закрыто. После обеда он успел сорвать свое раздражение на Ниве.
— Почему вы не доложили о его исчезновении?
— Я не…
— Правила управления гласят, что во время тревоги обо всех отсутствующих сотрудниках сообщать мне лично. Вам это известно. Найдите его.
Поиски оказались безуспешными. Прис долго тянул резину, но в шесть часов, после нового скандала с Нивом, позвонил Хейтеру, чтобы признать временное поражение. Но секретарша Хейтера сказала, что босс уже ушел, не сообщив куда.
25
— Не хотите ли коньяку?
В кабинете Джералда Дейнджерфилда, подумал Квитмен, имелось все. Рациональная современная меблировка соответствовала духу тайной власти. Квитмен был уверен, что, остановись у него сердце, в ход была бы пущена новейшая техника по единому слову контроллера. Кабинет, вернее, анфилада комнат, выглядел невероятно аккуратным, изумительно тихим и был декорирован в тонких оттенках серого, которые проявлялись тут и там, в изысканной миниатюре Фрагонара или в фарфоровой вазе с зимними розами, но, главное, в изменяющемся свете лондонского неба, поскольку из окон Дейнджерфилда открывался захватывающий вид на Вестминстер, Хорсгардз, колонну Нельсона и далее — на плавное течение Темзы к собору святого Павла и Сити. Было трудно поверить, что это святилище находится в том же самом мире, что и управление. Все же, едва машина, совершив стремительный рывок со Стрэнда, резко нырнула под землю, Квитмен знал, что его везут обратно в министерство.
Дейнджерфилд был высоким, грузным человеком с мрачновато-безразличным выражением лица, крутым, но удивительно доступным, пока не было видно глаз, сверкающих под снежно-белыми бровями, глубоко посаженных и окруженных тенями от работы допоздна. Волосы Дейнджерфилда также отличались белизной, словно поседели внезапно, за одну ночь. В молодости, подумал Квитмен, он, наверное, был неотразим. Естественно, что у такой впечатляющей фигуры должен быть голос, требующий внимания, но его скрипучее, почти хриплое звучание одновременно поражало и гипнотизировало. Дейнджерфилд говорил медленно, отчетливо произнося слова и слегка подчеркивая их логическую связь.
Он передал Квитмену пузатую рюмку и уселся рядом.
— Ваше здоровье, — произнес он серьезно. — Я хочу, чтобы вы поняли — операцию провели ради вашей безопасности.
— Полагаю, так оно и есть, — отозвался Квитмен, ощущая разливающееся по телу тепло. — Раньше мне коньяк здесь не предлагали.
Дейнджерфилд рассмеялся, но серые глаза оставались серьезны.
— Вы много знаете о жизни Фрэнка Стрейнджа? — Дейнджерфилд опорожнил свою рюмку. Он производил впечатление человека, который знает больше, чем говорит.
— Не так уж много. Он весьма осторожен, даже с… — Квитмен запнулся.
— Он — ваш близкий друг, мне говорили.
— Это слишком сильно сказано, по, полагаю, я ему нравился. Я восхищаюсь им больше, чем… — Квитмен остановился. На секунду привычка к осторожности подавила чистосердечие, но потом он осознал, что терять больше нечего. — Он был настоящим англичанином, — произнес Квитмен решительно и добавил: — То есть я имею в виду, он был чем-то вроде героя, не правда ли?
— Согласен, — проговорил Дейнджерфилд, впадая в мечтательно-грустное настроение. — Он был настоящим патриотом. Человеком высочайшей честности. — Дейнджерфилд сделал паузу, изучая Квитмена. — Я выдвинул его, потому что знал — он обладает качествами, на которые я могу, — он сделал паузу снова, словно выбирая, — положиться. Он не жалел сил на своем высоком посту руководства, — продолжал Дейнджерфилд, будто читал некролог. — Многие из моих коллег только и ду-мадот о повышении, о деньгах, о власти, о знакомстве с влиятельными людьми и так далее. Они всегда ставят себя и свои интересы на первое место. Без злого умысла, наверное, но так случается. К счастью, мы требуем такого высокого уровня исполнения, что можем видеть в их стремлениях залог хорошего управления. Но Стрейндж не был таким. Он не отличался подобным честолюбием. Он бы пожертвовал всем во имя национальных интересов.
Квитмен согласился с этим. Дейнджерфилд ударился вдруг в воспоминания.
— Несколько лет назад, когда только началась микропроцессорная революция, в то время ее признавали немногие, я убедился в потенциальном могуществе управления. Я чувствовал, что следует произвести, так сказать, всеобщую генеральную уборку, пока не будет слишком поздно. Знаете, секретность может подвести. — Подобие улыбки мелькнуло на его лице. — Стрейндж был моей новой метлой. Я наблюдал за его работой в других отделах и чувствовал, что могу на него положиться: Стрейндж обязательно выкорчует все скверное. Но я ошибся. — Дейнджерфилд неожиданно помрачнел. — Слишком сильная оппозиция ему попалась, и его выставили.
— Наивно спрашивать, но почему вы не защитили своего ставленника?
На этот раз глаза контроллера блеснули с поразительной силой.
— В тайном государстве, в котором мы вынуждены работать, вещи редко кажутся тем, чем они есть на самом деле. Думаю, нам нужно заглянуть в глубь истории.
Дейнджерфилд заново наполнил рюмки и уселся поудобней.
— Я никогда не говорил Стрейнджу о своих опасениях относительно управления. Мне хотелось, чтобы он избежал поспешных суждений. Крестоносец вроде Стрейнджа слишком открыто понес бы знамя Дейнджерфилда во вражеский лагерь. И мой замысел оказался бы тщетным. — Он бросил на Квитмена резкий взгляд. — Почему вы не спросите, в чем же он, в конце концов, заключался?