Наконец-то до него дошло, сначала, правда, смутно, будто через спутник связи: в его жизни наступил переломный момент. В глазах его на смену отчаянию пришло понимание. Не все еще потеряно.
Он снял трубку и позвонил их семейному врачу, доктору Джеффри из Канога-парк. Доктор Джеффри приехать отказался. Тогда Себастиан напомнил ему о его обязанностях. Затем он позвонил адвокату и сказал ему то же самое.
В сопровождении помощника шерифа, которого, по-видимому, терзало подозрение, что мы задумали массовое бегство, мы вошли в гостиную. Там была Бернис Себастиан, похудевшая, вся в напряжении, но с безупречной прической и в отлично сшитом черном платье. С ней сидела довольно бойкая на вид блондинка, примерно моего возраста, в голубом костюме, скорее всего форменном.
Она назвала себя: миссис Шеррил из отдела по надзору за условно осужденными. Я сказал, что знаком с Джейком Белсайзом.
— Я разговаривала с ним сегодня, — сказала она. — Он очень расстроен всей этой историей. Винит себя за то, что мало уделял внимания Спеннеру.
— Конечно, мало, — заметила миссис Себастиан.
— Какой смысл сейчас говорить об этом? — сказал я им обеим и, обратившись к миссис Шеррил, спросил: — Белсайз не высказывал каких-либо соображений?
— Мое появление здесь — одно из его соображений. Но, к сожалению, Сэнди не желает со мной разговаривать. Я пытаюсь объяснить ее родителям, что, если девочка проявит желание сотрудничать с нами, это значительно облегчит ее участь.
— Сэнди не в состоянии отвечать на вопросы, — вмешался Себастиан. — Ей дали успокоительное, и она в постели. Сюда едет доктор Джеффри. И мой адвокат Арнольд Бендикс.
— Мы всю ночь ждать не можем, — отозвался помощник шерифа. — У нас ордер на арест, и мы обязаны ее увезти.
— Давай подождем, Том, — сказала миссис Шеррил. — Посмотрим, что скажет доктор.
Помощник уселся в углу, и в комнате наступила тяжкая тишина. Как на похоронах или возле смертного ложа. Попав в беду, Сэнди очутилась в центре внимания, вся жизнь в доме теперь была сосредоточена только на ней. Не ради ли этого она пошла на все свои подвиги, подумал я.
Приехал доктор Джеффри, куда-то торопящийся молодой человек. В сопровождении миссис Себастиан он пошел к Сэнди. Вслед за ним явился адвокат. Вдвоем им удалось убедить помощника шерифа и миссис Шеррил отложить все дела до утра.
Доктор уезжал первым. Его время стоило особенно дорого. Я вышел за ним к его «роверу», и он с большой неохотой согласился уделить мне две минуты.
— Как у Сэнди с психикой?
— Она, естественно, испугана и растеряна. На грани истерики и очень утомлена.
— Могу ли я задать ей несколько вопросов, доктор?
— Это необходимо?
— От этого, возможно, зависит жизнь человека. Вы, наверное, не в курсе…
— Я видел вечернюю газету. Но мне вся эта история кажется не совсем правдоподобной. Каким образом такая девочка* могла участвовать в похищении человека?
— Представьте себе, участвовала. Так могу я с ней поговорить?
— Пять минут, не больше. Ей нужен отдых.
— А наблюдение психиатра?
— Посмотрим завтра. Подростки быстро справляются с недугом.
Джеффри хотел было сесть в машину, но у меня был наготове еще один вопрос.
— Как давно вы ее наблюдаете, доктор?
— Года три-четыре, с тех пор как они отказались от услуг педиатра.
— Прошлым летом ее лечил некий доктор Конверс из Беверли Хиллс. Вам об этом известно?
— Нет. — Мне удалось его заинтересовать. — Я такого доктора не знаю. От чего он ее лечил?
— Мне он не скажет. А вам, глядишь, и скажет. Что может прояснить запутанную ситуацию.
— Правда? Тогда я, пожалуй, позвоню ему.
Из дома вышли помощник шерифа и миссис Шеррил, сели в патрульную машину и помчались вслед за «ровером» доктора вниз с холма. Бернис Себастиан, стоя у двери, смотрела им вслед.
— Слава богу, сегодня мы их больше не увидим. Спасибо вам, мистер Арчер, за вашу заботу.
Она была из тех, кто стесняется своих чувств. Глаза ее потускнели, стали скучными.
— Заботу проявил ваш муж. Я ему только кое-что посоветовал. Мне не раз приходилось участвовать в таких семейных делах.
— У вас есть дети?
— Нет. Было время, когда я об этом жалел.
Она пропустила меня в дом, заперла дверь и прислонилась к ней, словно боясь, что и тьма ворвется в дом вслед за нами.
— Ее не заберут у нас?
— Это зависит от многого. У вас в семье неблагополучно, и дело не только в Сэнди. Беда в том, что вы далеки друг от друга.
— Она больше сердится на Кита, чем на меня.
— Значит, вы все трое далеки друг от друга. Вам следует наладить отношения.
— Чье это мнение?
— Отдела по надзору за условно осужденными, если ей повезет и они рискнут взять ее к себе под опеку. А из-за чего Сэнди сердится на отца?
— Не знаю. — Но она опустила глаза и даже прикрыла их.
— Я не верю вам, миссис Себастиан. Вы по-прежнему не хотите показать мне дневник Сэнди?
— Я его уничтожила, как сказала вам сегодня утром… вчера утром. — Она опять опустила глаза и прикрыла их тонкой рукой с длинными пальцами. Она ошиблась на день — всего лишь оговорилась, — но это ее взволновало.
— Скажите мне, что в нем было такого, из-за чего вам пришлось его уничтожить?
— Не могу. И не хочу. Это унизительно!
Она рванулась в сторону. Я тоже отступил, и мы столкнулись.
— Извините, — сказала она, не объясняя, в чем я должен был ее извинить.
— Это я виноват. Но мы не закончили нашего разговора, — настаивал я.
— Разве?
— Что будет с Сэнди, мы сможем определить, только когда будем знать судьбу Стивена Хэкетта. Если сумеем разыскать его живым и… — Я намеренно не договорил: пусть поразмыслит сама. — Может, Сэнди в состоянии мне что-нибудь подсказать? Доктор разрешил задать ей несколько вопросов.
— О чем?
— Вчера она сказала, что Дэйви Спеннер ищет место, где он когда-то жил. Может, ей известны кое-какие подробности.
— И это все?
— Пока все.
— Хорошо, можете с ней поговорить.
Мы прошли мимо гостиной, где Себастиан с адвокатом обсуждали возможность уменьшить залог. Дверь в комнату Сэнди была заперта, но в замке торчал ключ. Миссис Себастиан повернула ключ и тихо приоткрыла дверь.
— Сэнди, ты не спишь?
— А ты как думаешь?
— Разве можно так отвечать маме? — Голос миссис Себастиан стал ласково-поучительным, словно она разговаривала со слабоумным существом. — С тобой хочет поговорить мистер Арчер. Помнишь мистера Арчера?
— Неужели нет?
— Сэнди, прошу тебя, говори, как все люди.
— А я теперь не как все. Ладно, давай сюда своего шпика.
Грубость Сэнди явно была напускной, вызванной чувствами вины, страха и отвращения к самой себе, а также довольно агрессивным презрением к матери, но сейчас она завладела ею полностью, стала ее вторым «я». Я же вошел в комнату в надежде протянуть руку помощи той девочке, которая собирала университетские вымпелы и игрушечных животных.
Она сидела в постели, прижав к груди одну из таких игрушек — коричневого бархатного спаниеля с висячими ушами, глазами-пуговками и красным языком из фетра. Лицо у Сэнди горело, веки опухли. Я присел на корточки возле ее кровати, и наши глаза оказались на одном уровне.
— Привет, Сэнди!
— Привет! Меня собираются упрятать в тюрьму. — Голос у нее был тусклый, безжизненный. — Можете торжествовать.
— Почему ты так говоришь?
— Вы этого добивались, разве нет?
— Ты не имеешь права разговаривать с мистером Арчером таким тоном, — вмешалась стоявшая у двери миссис Себастиан.
— Уходи, — сказала девочка. — У меня от тебя болит голова.
— Это у меня болит голова.
— У меня, по-моему, тоже начинает болеть, — сказал я. — Прошу вас, разрешите мне минуту поговорить с Сэнди наедине.
Миссис Себастиан вышла.
— О чем это мы будем говорить? — спросила девочка.
— Ты можешь помочь мне и одновременно себе. Всем будет лучше, если мы сумеем разыскать Дэйви до того, как он убьет мистера Хэкетта. Ты знаешь, где они?