— Открою сундук с тайнами на всеобщее обозрение.
Она чуть печально улыбнулась.
— Похоже на слова из старого гимна. Меня ведь, знаете, когда-то уговорили принять новую веру. И ходила я в ту церковь, пока мальчишка-евангелист не сбежал, прихватив собранные за неделю деньги и мою лучшую подругу. А вам чего нужно, мистер Евангелист? Денег?
— Мне платят.
— Кто?
— Люди, которые живут к югу от вас.
— А за что они вам платят?
— Чтобы объяснить, потребуется целый день.
— Тогда почему бы не оставить все, как есть? Пусть мертвые покоятся с миром.
— Их что-то становится слишком много. И началось это уже давно. Пятнадцать лет назад. — Наклонившись к ней, я тихо спросил: — Лорел убила своего мужа? Или его прикончил Джек Флайшер?
Она же размышляла над вопросом, который ей хотелось задать мне:
— Вы сказали, что Лорел умерла. Откуда мне знать, что вы говорите правду?
— Позвоните в лос-анджелесскую полицию и попросите соединить вас с участком на Пэрдью-стрит. Позовите к телефону сержанта Принса или сержанта Яновски.
Я назвал ей номер телефона. Она с помощью скамеечки, сиденье которой украшала ручная вышивка, слезла с дивана и вышла из комнаты. Я слышал, как в холле хлопнула дверь. Через несколько минут та же дверь отворилась.
В комнату она вошла более медленно. На ее обвисших щеках резко выделялись румяна. Она опять залезла на диван, на секунду напомнив мне маленькую девочку, одетую в найденный на чердаке бабушкин наряд и нахлобучившую на себя бабушкин парик.
— Да, значит, Лорел умерла, — мрачно признала она. — Я разговаривала с сержантом Принсом. Он намерен прислать сюда кого-нибудь для беседы со мной.
— Я уже здесь.
— Я знаю. Поскдльку Лорел умерла, да и Джек тоже, я готова ответить на ваш вопрос. Да, она убила Джаспера Блевинса, размозжив ему голову обратной стороной топора. Джек Флайшер положил тело под поезд. А в своем рапорте зафиксировал несчастный случай, пострадавший неизвестен.
— Откуда вы все это знаете?
— Мне рассказала сама Лорел. Когда она жила у меня, у нас были такие близкие отношения, какие бывают только у матери с дочерью. Она поведала мне, как убила Джаспера, и объяснила почему. Я никогда не считала ее виноватой. — Мейми Хейдждорн тяжело, с дрожью вздохнула. — Но бросать ребенка она не имела права. За это ее простить нельзя. Хотя идти по жизни ей следовало налегке, если она хотела уютно устроиться. Ребенок только мешал.
— В конечном итоге она вернулась к нему, — заметил я. — Но сделала это слишком поздно для них обоих.
— Вы думаете, ее убил ее собственный сын?
— До сих пор я этого не думал. Зачем? Но если он узнал, что она убила его отца… — Я не закончил своей мысли.
— Она его не убивала.
— Но вы же только что сказали, что это сделала она.
— Нет. Я сказала, что она убила своего мужа Джаспера Блевинса. Он не был отцом ее ребенка.
— А кто?
— Какой-то богач из Техаса. Лорел оказалась в положении еще до приезда сюда. Его семья дала ей денег, и ее отправили в Калифорнию. Джаспер, польстившись на эти деньги, женился на ней, но мужем ей так и не стал. Я никогда не относилась с уважением к мужчинам, которые за деньги…
— Откуда вам все это известно? — перебил ее я.
— Мне рассказала Лорел, после того как убила его. Он с ней вытворял такое, на что ни одна женщина не согласится. Поэтому она его и прикончила. И я ее понимаю.
ГЛАВА 30
Я поблагодарил Мейми Хейдждорн и вышел к машине. Да, некоторый свет пролит на всю эту историю, но многое еще остается непонятным.
Я поехал через перевал в сторону ранчо Крагов. Там-то все и началось, когда Элберт Блевинс швырнул в свою жену лампой (или, наоборот, она — в него), чем сгубил свой дом, свой брак и своего сына Джаспера, там завершился убийством брак Джаспера, там родился Дэйви Спеннер и погиб Джек Флайшер. Я решил взглянуть на это место другими глазами.
Я проехал через Сентервиль, свернул и мчался, не останавливаясь, пока не добрался до Баззард-Крика.
На обочине стоял фургон Генри Лэнгстона. Ручей превратился в мелкий ручеек, который в несколько рядов бежал через проселок по им же принесенной с гор грязи.
Я пошел по следам, оставленным в грязи скорее всего Лэнгстоном, и очутился на каменистой дорожке, что вела вверх к ранчо. Кругом тянулись поля, яркие и свежие после дождя. Каждая травинка, каждый листок сверкали в лучах солнца. Небо было ярко-голубым, и даже разбросанные по нему облака, казалось, тоже несли с собой свет.
Следы Генри Лэнгстона вели за амбар к развалинам дома. Но не успел я приблизиться к дому, как в дверях появился он сам с пистолетом тридцать второго калибра в левой руке и с обрезом на правом плече. На мгновенье мне даже показалось, что он вот-вот в меня выстрелит.
Но он дружески помахал пистолетом и радостно окликнул меня.
— Лью, я нашел оружие, которым было совершено убийство.
— В доме?
— Нет. Он бросил обрез в ручей. Я нашел его в грязи, когда переходил ручей.
Я взял у него обрез и переломил его. В казенной части оказались две стреляные гильзы. Оба ствола были забиты грязью.
— Не видели его?
Хэнк покачал головой.
— У меня было предчувствие, что он вернется сюда на ранчо. Мне казалось, его сюда тянет. Но я ошибся.
— А где те, кто его ищет?
Хэнк махнул куда-то в сторону гор, где нависли темные облака, по краям которых местами шел дождь.
— Наверное, увязли где-нибудь, — со злорадством заметил он.
— Вы не хотите, чтобы его поймали, а, Хэнк?
— Меня раздирают противоречия. С одной стороны, я хочу, чтобы Дэйви поймали. Оставлять его на свободе опасно. С другой стороны, я боюсь, над ним учинят расправу, не дожидаясь суда. А ведь в деле имеются смягчающие обстоятельства, вы не забыли?
Нет, не забыл. Поэтому-то я и не уезжал отсюда. Спасти Дэйви от обвинения в предумышленном убийстве вряд ли удастся, но с помощью Сэнди можно было попытаться это сделать.
— Поехали, — сказал я. — Кстати, по пути я остановился в Санта-Тересе и разговаривал по телефону с вашей женой.
Хэнк бросил на меня виноватый взгляд.
— Как она? Нормально?
— Нет. Она беспокоится за вас, да и за себя тоже.
— А что с ней?
— Наверное, нервы. Мне она не захотела ничего объяснять, потому что я не врач.
— Она боится потерять ребенка, — мрачно признался он. — Когда я вчера уезжал, у нее начались боли.
И он, широко шагая, направился мимо амбара к проселку. Из амбара вылетела сипуха, глаза у нее, казалось, застыли от изумления. Хэнк прицелился и выстрелил в птицу из пистолета. Он промахнулся, но мне его выстрел не понравился. Он напомнил мне, как Лупе стрелял в водяную курочку.
В Сентервиль мы ехали каждый в своей машине. Хэнк остановился возле закусочной Эла Симмонса. Когда я вошел, он уже был у телефона.
— Я буду говорить в кредит. Меня зовут Генри Лэнгстон.
Последовало долгое молчание, нарушаемое только телефонным звонком на том конце провода, да возле нас неразборчиво бормотало о чем-то приглушенное радио.
— Опять что-то случилось? — перегнулся через стойку Эл Симмонс.
— Надеюсь, нет.
И словно в ответ на вопрос Эла послышался голос телефонистки:
— Ваш номер не отвечает, сэр. Позвонить еще раз?
— Я сам попробую, спасибо. — Хэнк положил трубку и повернулся ко мне. — Наверное, пошла за Генри в детский сад. Хотя идти за ним еще рано.
И, резко повернувшись, словно его потащили, направился к двери. Меня ухватил за рукав Эл Симмонс.
— Что с ним такое?
— Беспокоится за жену.
— Из-за этого убийцы с обрезом?
— Да.
— Сейчас, наверное, многие забеспокоятся. Северным перевалом он спустился на шоссе, слышали? По радио сообщили, что он сел в попутный грузовик.
— И куда поехал?
— В южном направлении. Водитель грузовика сказал, что он слез в Санта-Тересе.
Я вышел, чтобы предупредить Хэнка, но он уже с ревом несся по грунтовой дороге. Пока я добрался до перевала, его машина была далеко внизу.
Мне, наверное, следовало остановиться в Родео Сити. Но в здравомыслие Пеннела я не верил. Если Дэйви укрылся в доме Лэнгстона, Пеннел способен затеять перестрелку, в которой могут пострадать невинные люди.