Вопрос впервые вывел женщину из ее непоколебимого равновесия. Но только на миг. Мгновение спустя она снова обрела спокойствие.
— По личным.
— Прошу уточнить. Еще раз напоминаю вам, что вы обязаны говорить правду и отвечать на все наши вопросы.
— Ну, словом… Муж после войны меня бросил. Бежал на Запад… — Она вызывающе вскинула голову. — И я встречаюсь сейчас с одним мужчиной…
Зеленка не поверил своим ушам. У него вполне обоснованно зародилось подозрение, что сидящая перед ним женщина хочет скрыть истинную цель своих поеьдок и свидания с мужчиной — это всего лишь отговорка.
— Только поэтому?
— Да. Только.
И все же Зеленка ощутил в ее голосе неуверенность, и поэтому следующий вопрос он поставил еще более остро:
— Зачем вы ездили в Будапешт 31 марта?
— 31-го? — переспросила Паланкаине. — Не помню.
— Да, 31-го, накануне пасхи. На страстную пятницу. И в тот же день вернулись обратно. Никакой встречи с мужчиной у вас не было.
— На страстную, говорите? Теперь я припоминаю. Мой муж переслал из Канады через одного своего приятеля небольшой сувенир для меня. Ездила за ним.
Немного поколебавшись, Зеленка решил не расспрашивать ее более подробно о сувенире. И лишь позднее понял, что здесь он как раз и допустил ошибку.
— Вы долго беседовали с приятелем своего мужа?
— Нет. Только взяла посылочку. Я торопилась. На другой день у меня были намечены всякие дела.
— Хорошо. Допрос окончен, — холодно сказал Зеленка.
— Вы что, арестуете меня?
— Нет. Идите.
— Значит, из милиции? — улыбнулась, подняв взгляд на Зеленку, молодая Радачине после того, как внимательно изучила удостоверение Зеленки. — Надеюсь, я ничего незаконного не совершила?
Она была очень привлекательна, стройна, вся в струнку, просто, но со вкусом одета.
— Нет, мне кажется, не совершали, — сказал Зеленка, с трудом удерживаясь от улыбки.
— Проходите, садитесь, — вежливо пригласила молодая женщина, предлагая стул в небольшой, тихой комнатке.
Зеленка сел рядом с заваленным корректурами столом.
— Как вам, вероятно, уже известно, недавно был убит Леринц Колечанский…
— Да, я слышала об этом… Когда мы отдыхали на Балатоне… Мне очень жаль его, это был милый человек…
— Да, вы должны были хорошо его знать. Вы же полгода жили у него в доме.
— Семь месяцев. И столовались у него.
— А сколько вы за это платили?
— Нисколько. Дядя Леринц говорил, что он хочет помочь нам избежать нужды в самом начале нашей семейной жизни…
— И помог?
— Нет, мы так ничего и не скопили за это время.
— А почему вы уехали от него? Стали снимать комнату у чужих…
— Я-то была довольна. Но муж мой настаивал на переезде на другую квартиру.
— Почему?
Радачине поколебалась, не зная, как лучше ответить.
— Можете смело говорить. Все, о чем вы здесь скажете, является для нас служебной тайной.
— Ну, словом, муж ревновать начал.
— У него были на это основания?
— Вы знали Колечанского при жизни?
— Нет, но я вот вижу перед собою вас.
— Ясно, — рассмеялась молодая Радачине. — А мой муж знал еще и своего дядю… И очень хорошо знал.
— Что, Колечанский делал вам какие то неприличные предложения?
— Нет, он был достаточно утонченным человеком. Ну, ухаживал… Словом, вы понимаете, о чем я говорю… Да у него и не было такой необходимости. Две дамы постоянно к нему в дом наведывались. Так что куда уж мне.
— Вы их знали? И кто мог убить Колечанского? Были у него враги?
— На эти вопросы я не смогу ответить.
— Но все же кого-то вы подозреваете?
— Я просто думаю, что это мог быть друг какой-то из его любовниц…
— Из ревности?
— Да. Мужчины… отдельные мужчины еще не избавились от средневековых взглядов на мораль. Все еще думают, что живут где-то в лесу. И не могут привыкнуть, что женщины тоже люди, а не беззащитные оленихи, которые без всякого сопротивления покоряются победителю в поединке самцов.
— Что ж, хорошее сравнение! — с улыбкой отметил Зеленка. — Кто вы по профессии?
— Я корректор. Вычитываю тексты на венгерском, английском, русском языках.
— Довольны своей работой?
— Нет, — посерьезнев, отвечала молодая женщина. — Я хотела бы заниматься художественным переводом. Несколько рассказов я уже перевела, их опубликовали. А сейчас перевожу роман. Но имени у меня пока нет. Вот добьюсь успехов в переводе и работу корректора оставлю.
— Ну что ж, желаю успеха.
— Спасибо!
— Однако вернемся к делу об убийстве. Значит, никого из знакомых вам лиц вы не подозреваете?
— Нет.
— Все признаки говорят за то, что Леринца Колечанского убили из-за его богатства.
— Из-за богатства?! — удивилась Радачине.
— Да. С этой позиции вы можете кого-нибудь подозревать в преступлении?
— Нет. Я просто об этом никогда не думала. Кто же мог быть таким зверем?
— Хотел бы и я знать…
— К сожалению, ничем не смогу вам помочь. Поверьте, если бы я подозревала в убийстве даже собственного брата, я бы не стала от вас скрывать. Верите мне? — посмотрела она прямо в упор на Зеленку.
— А госпожу Паланкаине вы знаете? — спросил Зеленка после краткого молчания.
— Разумеется. Тетя моего мужа. Она же была на нашей свадьбе. Все жужжала, замечания делала: и это не так, и то не этак. Почему не в церкви венчаемся? Ну и все такое! Ей-то, спрашивается, какое дело?
— У вас с ней хорошие отношения?
— Я, к примеру, с тех пор как вышла замуж, только раз была у нее. А муж частенько к ней наведывается. Он хотел бы, чтобы мы переехали к тете Эдит жить. Ну, словом, к Паланкаине. Квартира у нее подходящая, да вот сама она — нет. Не люблю ее.
— За что же?
— Злая, подлая особа. Того и гляди лопнет от злости. Да я ее видеть не хочу, не то чтобы переселяться к ней!
— А супруг ваш ее любит?
— Ну в гости ходит…
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Не знаю, как и ответить. Факт, что мой муж хотел бы заполучить ее квартиру.
— Вы недовольны вашей нынешней квартирой?
— Чем же быть довольной? Коммуналка, она и есть коммуналка. Да к тому же не наша.
— Когда вы возвратились с Балатона?
— Позавчера уехали из санатория. Ночевали в Будапеште у одной моей родственницы. Муж должен был перегнать директорскую машину домой. Вчера на этой машине мы и приехали.
— А в Будапеште вы все время с мужем вместе были?
— Утром муж ушел за машиной. В полдесятого выехали домой. Один час отсутствовал.
— А сегодня утром он опять в Будапешт уехал?
— Да, еще вчера ему велели в пять утра подать машину к дому директора.
— И когда он вернется, сегодня?
— Не знаю, на ночь они остаются там, в Будапеште. Это уж точно.
— Спасибо. Попрошу вас, если вспомните что-то, связанное, на ваш взгляд, с убийством, известите меня.
— Конечно, конечно. Буду иметь в виду. До свидания.
В пятницу утром первым доклад делал Коложи:
— У нас в городе проживают четверо мастеров-стеклодувов. Все молодые, меньше тридцати. Трое работают на фабрике учебных пособий, а четвертый — в кооперативе кустарей. Он как раз был знаком с Колечанским, остальные даже фамилии такой не слышали. О «батавской капле» тоже не знают. Считают, что такую «каплю» изготовить невозможно. Но заинтересовались и после нашего разговора решили попробовать. Я был у них на фабрике, сам видел. Им удалось сделать несколько «капель», но взрыва не получилось, капли просто рассыпались на мелкие осколки. Короче говоря, после этих опытов мастера утвердились в мнении, что взрывающихся стеклянных капель не существует.
— Но не мог же эксперт по стеклу ошибиться?! — воскликнул Деметер. — Ведь и судебные медики, подписавшие протокол вскрытия, совершенно определенно указывают, что смерть вызвана осколками от взрыва стеклянного предмета. С ними уж не поспоришь. К тому же при экспертизе никаких следов взрывчатки обнаружено не было.