— Да он такого страха набрался, верно, в штаны наделал, — мрачно изрек Руссо.
— Ну, я сейчас вернусь, — предупредил Пьерантони. Но вернулся он только через полчаса.
В своем кабинете он застал Сарачено. Того тоже задержали дела двух респектабельных синьоров, нечистых, однако, на руку.
Он подробно расспросил Пьерантони о деле Шпаги, и не ввести коллегу в курс дела было бы просто невежливо.
Когда он вернулся к Руссо, тот перечитывал письменные показания Валенцано. Он поднял глаза и вопросительно поглядел на Пьерантони.
— Джанни Кормани категорически все отрицает. Насчет похищения Тео у него железное алиби. Что же до убийства Пиццу, то он утверждает, будто в тот день играл на бильярде в баре. Но прошло больше недели, владелец бара и официант за точность его заявления не ручаются.
Он там постоянный клиент и всем им примелькался. Бар, между прочим, находится в том же самом районе! Салуццо этого Кормани пока задержал. Если удастся применить статью 238, то можно с санкции прокурора его и арестовать на месяц.
Пьерантони снова сел, закинул ногу на ногу и бережно потрогал пальцами мягкую кожу ботинок. Хорошие кожаные ботинки были его слабостью.
— А я бы повел поиски совсем в другом направлении, — продолжал он. Выдержал эффектную паузу и выложил свои главные козыри:
— Возможно, вам известно, что на предпоследней передаче Шпаги группка юнцов, которых он сам же и пригласил в студию, устроила кутерьму. По окончании конкурса я проверил это стадо наглых ослов и записал данные каждого — пусть не думают, что им легко сойдут с рук любые псевдодемократические выходки. «Он порылся в бумагах и вытащил программку.
— «Так вот. По-моему, это самые настоящие хулиганы. Правда, они клянутся, что узнали Шпагу во время демонстрации, окружили его и не отпустили, пока не получили пригласительные билеты. И Шпага это подтверждает.
Руссо разворошил кучку спичек.
— Шпага — самовлюбленный, капризный тип.
— Вот именно! — подхватил Пьерантони. — Не представляю себе, как это он согласился дать этой швали билеты. Пусть подробнее расскажет, что там произошло.
— Ну хорошо, а какая здесь связь? — не понял Руссо. И тогда Пьерантони выложил наконец козырного туза.
— Один из этих типчиков по фамилии… — он развернул программку… — Лучано Верде, студент, живет на улице Эстерле, в двух шагах от того места, где обнаружили труп Пиццу, убитого, как мило сказано в протоколе, «тупым оружием».
— О, о, это уже любопытно!
— На Радиотелевидении я с этой шестеркой не говорил об их политических симпатиях, но ручаюсь, что партий центра они не признают, все они либо крайне правые, либо крайне левые. Теперь выясняется, что Пиццу был фашистом.
— По-вашему, тут замешаны левые экстремисты?
— Во всяком случае, тут замешаны люди, преспокойно орудующие железными палками, — осторожно ответил Пьерантони.
Они помолчали. Во дворе пронзительно прогудел автомобильный гудок.
Пьерантони встал и подошел к окну — посмотреть, не рассеялся ли туман. Нет, он густой пеленой обволакивал улицы, и свет фонарей во дворе не в силах был через нее пробиться.
— Похоже, эту ночь мы скоротаем с вами здесь, майор, — пошутил он.
Руссо шутки не принял.
— Передайте эту фамилию в отдел проверки, — сказал он. — Посмотрим, новички ли это или опытные провокаторы.
Пьерантони разозлился, но на себя самого. Проверить все имена в архиве — эта мысль пришла ему сразу, иначе зачем бы он вообще стал собирать данные обо всей шестерке? Но похищение сына Шпаги отвлекло его, и он начисто забыл об этом первоочередном деле. Да что толку казниться. Поздно. И он спросил с нарочито глупым видом:
— Сейчас, немедленно?
— А когда же еще? Именно сейчас. Мы и так потеряли драгоценное время.
Сержант Ингруньято заложил имена и фамилии в компьютер.
Руссо пошел выпить чашку кофе. Вторую он принес в кабинет. Кофе был слишком сладким и еле теплым. Пьерантони любил кофе горьковатый и горячий. Но он оценил жест Руссо и выпил эту теплую жижу.
Оба думали об одном и том же — что за гнусная у них профессия. Другие отрабатывают свою смену, закрывают лавку и спокойно уходят домой. А у них работа длится бесконечно. Нормальные люди приходят домой и наслаждаются по телевизору фильмом приключений, мягкой постелью, читают книги, возятся с детьми. А они?
Правда, у Пьерантони детей не было. Он женился поздно, когда перевелся в миланскую полицию. И он всю нежность излил на своих двух племянников, детей единственной сестры. Вот только не учел, что новое поколение совсем иначе относится и к семейным устоям, и к самой жизни.
Для них все, кто старше сорока, жалкие старикашки. Так что в ответ на свою постоянную нежную заботу племянники платили ему безудержным эгоизмом и полным равнодушием. Хорошо еще, что они были спокойного характера, не склонны к авантюрам и потому не попадали ни в какие скверные истории. Ну а тому, что их дядя-полицейский даже пистолета не носил, а значит, не заслуживал никакого уважения, Пьерантони ничего противопоставить, увы, не мог.
Из контрольного отдела пришел сам дежурный, лейтенант Крискуоло — явный признак того, что кое-какие интересные данные он получил.
— Тут назван Лучано Верде, двадцать два года, адрес совпадает. Неоднократно оказывал сопротивление силам безопасности, участвовал в схватках с правыми экстремистами, избивал прохожих, незаконно носил оружие. Когда владелец магазина на проспекте Эурона не дал сжечь свою машину, Верде так его избил, что беднягу увезли в больницу.
— И он до сих пор на свободе?
Крискуоло ответил со злорадной усмешкой — эти жмоты Пьерантони и Руссо перестали давать ему контрамарки в студию Радиотелевидения.
— Господин майор, у него истек срок предварительного заключения.
Руссо разразился такими ругательствами в адрес прокуратуры, что Пьерантони притворился, будто не слышит.
— А остальные пятеро?
— Франко Бортолотти и Маурицио Лалла, восемнадцать лет и двадцать один год, были задержаны за нападение на студентов крайне правого толка. Но обоих тут же отпустили, так как никто не подал на них в суд.
О трех других никаких порочащих их сведений нет. Адреса указаны точно.
Когда он ушел, Руссо обратился к Пьерантони:
— Я бы сказал, что ваши подозрения серьезны. Во всяком случае, первых трех мы «навестим» сегодня же вечером. Ну хорошо, лишь разыщем их, — сразу поправился он, увидев, как у Пьерантони вытянулось лицо. — Хочу только проверить, не вздумали ли они перебраться в другое место, что было бы довольно веским аргументом в пользу их виновности. Но если мы их застанем дома… — он поправил упрямо сползающие на нос очки и добавил с ухмылкой, — то пригласим явиться завтра утром на встречу с Валенцано. Заранее исключать их участие в похищении было бы опрометчиво.
— Но все они живут в районе Пальманова, майор. Взгляните, какой туман на дворе!
— Поедем, лейтенант, на двух машинах без отличительных полицейских знаков. Глядишь, и сумеем арестовать преступников в рекордно короткий срок, конечно, если они причастны к похищению Тео.
— Ну и что, потом их все равно отпустят на свободу! — не утерпел и поддел майора Пьерантони.
16
Родные Лучано Верде, бесцеремонно разбуженные полицией, сказали, что сына нет в городе. Они не слишком удивились, что полиция разыскивает их отпрыска.
Отец спокойно признал, что Лучано, «политически активный», четыре дня назад уехал. Нет, адреса они не знают, но с минуты на минуту ждут его возвращения. Он должен явиться в полицию? По какой, интересно, причине?
— Чтобы срочно дать показания, — ответил Руссо. И подумал, что в полиции они его не увидят, этого Лучано, отец которого, тоже, вероятно, «политически активный», явно привык к подобным визитам.
— Хорошо, спокойной вам ночи, — сказал отец Лучано. Мать за все это время рта не раскрыла.