Мансилья настоял на том, что расплатится за всех, и они втроем направились к выходу.
— Привет сеньору Мануэлю и всей честной компании! — крикнула им вдогонку кондитерша.
Дону Лотарио нужно было идти к себе в ветеринарную лечебницу. Прощаясь на площади с инспектором и комиссаром, он знаком дал понять Мануэлю, что позвонит нотариусу по телефону.
Едва Мансилья и Плиний переступили порог кабинета, как явился Малеса с показаниями очевидцев. Плиний просмотрел записи: доктора видели либо в казино, либо прогуливающимся с нотариусом по площади, либо выходящим из дома больного, у которого он был с визитом.
Плиний передал записи инспектору, и Мансилья прочел их без особой охоты.
Зазвонил телефон, Мануэль снял трубку, минуту послушал и передал ее Мансилье.
— Это Блас, привратник. Кажется, из Памплоны приехала сестра дона Антонио.
Мансилья взял трубку и, тоже послушав мгновение, прервал разговор:
— Хорошо, сейчас буду... Вы пойдете со мной, Мануэль?
— Нет, вам лучше пойти одному. Потом расскажете мне обо всем. Впрочем, не думаю, чтобы бедняжка что-нибудь прояснила.
Плиний принялся расхаживать по кабинету, как делал всегда, когда оставался один и погружался в раздумье. Изредка он смотрел в окно, и люди казались ему отсюда выше ростом, чем из окон кондитерской. К стеклам балконных дверей прижимались бледные, печальные лица, устремленные к хмурому небу.
Снова зазвонил телефон.
— Мануэль, это я, Лотарио. Нотариус ждет нас у себя к часу дня выпить по рюмочке. Поскольку я тут совсем рядом, то буду тебя ждать у его дома, если ты не возражаешь.
— Договорились.
— Есть какие-нибудь новости?
— Приехала сестра дона Антонио.
— Ты ее видел?
— Нет, к ней пошел Мансилья. Но вряд ли она сможет нам чем-нибудь помочь.
Ровно в час Мануэль подошел к подъезду частного дома. Дон Лотарио уже был там, и они вдвоем поднялись на лифте. Двери им отворила служанка в белоснежном переднике. Узнав Плиния и дона Лотарио, она улыбнулась с чрезмерной любезностью.
В огромной гостиной, за столом, уставленным всевозможными напитками, сидел нотариус в коротком халате бледных тонов.
Дон Рамон пил виски, Плиний и дон Лотарио по своему обыкновению — пиво.
Прежде Мануэлю доводилось разговаривать с нотариусом всего несколько раз. Почему-то всегда он напоминал ему киноактера. А сейчас своим халатом, своей салонной манерой предлагать напитки, держать рюмку, своими тщательно уложенными волосами — особенно.
«Странно, — подумал Мануэль, — что такой скромный, заурядный человек, как дон Антонио, дружил с этим шикарным сеньором. Каждую ночь они прогуливались по площади. Рядом с представительным доном Рамоном, который выглядит по меньшей мере министром, тщедушный, бледный дон Антонио всегда державший руки в карманах и сигарету во рту, кажется его секретарем».
— Прежде всего, Рамон, мы хотели просить тебя сохранить в тайне наш визит. Ты ведь знаешь нынешнее положение Мануэля?
— Да, я кое-что слышал.
— Нами руководит лишь желание помочь жандармерии Алькасара, — добавил Плиний.
— Не беспокойтесь, все останется сугубо между нами. Так чем могу служить?
— Скорее всего ничем. Но вы были последним, кто видел дона Антонио в ночь его исчезновения... К тому же он ваш лучший друг.
— Да, верно, мы с ним подружились, как только оба приехали в Томельосо. И всегда относились друг к другу с большой симпатией. Поскольку он холост, а моя семья большую часть года живет в Мадриде, мы каждый вечер встречались в казино, а потом немного прогуливались. В ночь происшествия, как говорим мы, адвокаты, я пришел в казино позже обычного, поскольку до самой ночи задержался в Сокуэльямосе... Там у меня тоже нотариальная контора... Он закончил партию в домино, подсел ко мне, мы недолго поболтали с другими нашими приятелями и пошли немножко пройтись. Я говорю «немножко», потому что он торопился куда-то.
— В котором часу это было?
— В два часа, Мануэль.
— Он отправился куда-нибудь по делу? Что-нибудь связанное с его профессией?
— Нет, убежден, что нет. У него была или есть — дай ему бог здоровья! — девушка, любовь к которой он хранил в тайне. Раза два в неделю он навещал ее. Думаю, кроме меня, об этом в городе никто не знает. Да и я в основном только догадываюсь. И если я сейчас заговорил о ней, то лишь потому, что дело приняло слишком серьезный оборот.
— Кто бы мог подумать, что у такого скромника, как дон Антонио, была любимая девушка.
— И тем не менее это так, Лотарио, она есть, хотя об этом никто не знает.
— Раз уж наш разговор принял столь конфиденциальный характер... скажите, кто она?