— Жил когда-то, но после смерти своих родителей переехал к овдовевшей сестре на улице Сервера.
— И конечно, по-прежнему не женат?
— Разумеется. Кто же выйдет замуж за такого урода и бездельника.
— Будьте добры, Мансилья, сверните к улице Сервера, я хочу еще разок взглянуть на нее.
— Тебя, Мануэль, так и тянет к месту происшествия.
— Правда, Мануэль, зачем вам это?
— Видите ли, Мансилья, когда я попадаю в район, связанный с делом, которое я расследую, у меня всегда возникают хорошие идеи.
За несколько минут короткого пути Мануэль успел подробно рассказать инспектору о своем последнем разговоре с Сарой.
— Теперь, Мансилья, сбавьте, пожалуйста, скорость.
— Вон, Мануэль, на углу улицы тот дом, в котором живет Доминго Паскуаль.
Они несколько раз объехали все перекрестки квартала, после чего Мануэль попросил остановить машину у винного заводика Пабло Касаса, чтобы выкурить по сигарете и показать им разбитую лампочку. Едва они успели сделать несколько затяжек, как дон Лотарио, взглянув в зеркало заднего обзора, воскликнул:
— Смотрите, смотрите, а вот и сам Доминго Паскуаль, собственной персоной. И, к нашему всеобщему удовольствию, снова шаркает ногами... За версту чует нас и теперь идет по следу.
Подойдя к машине, Доминго Паскуаль перестал шаркать ногами и заглянул внутрь автомобиля, хитро улыбаясь своим уродливым плосконосым лицом.
— Добрый день, сеньоры. Все ищете?
— Ищем. А у тебя есть какие-нибудь новости?
— Есть кое-что... Я знаю, к кому приходил в ту ночь с последним визитом дон Антонио.
— Знаешь?
— Да, знаю.
— Кто тебе об этом сообщил?
— Моя сестра. Бедняжка плохо спит по ночам, слоняется по дому, смотрит в окна... Они выходят как раз на улицу Клаудио Коэльо, к дому Гомеса Гарсии.
— Верно, доктор заходил к нему в четыре часа дня.
— Не знаю, был ли он у него днем, а вот после трех часов ночи был точно, начальник.
— Твоя сестра не могла ошибиться?
— Нет, она видела, как дон Антонио и Гомес Гарсиа шли вдвоем со стороны улицы Толедо.
— А в котором часу они возвращались назад?
— Этого она уже не видела. Доктор, пожалуй, пробыл там около часа, потому что она легла не сразу.
— Ты даже не представляешь, Доминго, как я тебе благодарен... вернее, как мы благодарны тебе за твое сообщение.
— Не за что. Я всегда к вашим услугам.
— Ступай с богом.
Доминго Паскуаль как-то неуверенно зашагал прочь, но ногами уже не шаркал.
— Этот тип попал прямо в цель... Странно только, что после всего этого «иберийского фарса»... — задумчиво проговорил Плиний, глядя в спину Доминго Паскуаля, который шел вниз по улице. — ...Вам не трудно подождать меня здесь немного? Я хочу зайти к Гомесу Гарсии, послушаю, что скажет он... А вы, Мансилья, составите мне компанию?
— Нет, нет, лучше идите один.
Пока Мануэль шел до дома Гомеса Гарсии, он вспомнил, как тот появился у них в городе со знаменем «Испанской фаланги»[20], которая вошла в Томельосо сразу же по окончании войны. Вскоре он посватался к старшей дочери Ровиры. Вместе с «Испанской фалангой» Гомес Гарсиа покинул город, а спустя несколько месяцев снова вернулся, уже лиценциатом, и женился. В начале сороковых годов его часто можно было увидеть в официальных кругах, всегда в синей рубашке, очень воинственно настроенного. Когда же с этой эйфорией было покончено, Гомес Гарсиа всецело посвятил себя семейной жизни. И жил на небольшой капитал жены, которым, кстати сказать, распоряжался довольно умело.
Плиний дважды постучал в дверь колотушкой, имеющей форму железной руки с зажатым в кулак шаром, и ему пришлось подождать несколько минут, пока ему открыл — он хорошо это видел — человек, который прежде внимательно оглядел его из-за жалюзи окна.
Этим человеком оказался сам Гомес Гарсиа. Вид у него был хмурый, брови насуплены, а взгляд, как всегда, невыразительный.
Гомес Гарсиа не поздоровался с Плинием, не задал ни одного вопроса, а только молча смотрел на него. Казалось, всем своим огромным квадратным туловищем он стремился преградить ему путь в дом.
— Можно войти? — спросил комиссар, выдержав его пристальный взгляд.
Ничего не ответив, тот посторонился. Прежде чем заговорить, они снова обменялись хмурыми взглядами.
— Чем могу служить? — произнес наконец Гомес Гарсиа.
— Я должен задать вам несколько вопросов.
— Каких?
— Речь идет об исчезновении доктора дона Антонио.
— Что именно вас интересует?
— Он приходил к вам пятнадцатого октября?
— Вы пришли ко мне как друг или как начальник муниципальной гвардии? — спросил он, делая ударение на последних словах.
20