— Какие вы все-таки, мужчины, примитивные! Прошу прощения. Прежде всего надо отыскать настоящего убийцу.
— Но если убийца не Окольский, то кто же? Может быть, ваш муж? — бросил он резко.
— Нет, кто-то другой. — Она подошла к окну и встала к нему спиной, как прошлый раз Бася. — Вы слепы, — сказала она наконец, — совершенно слепы...
На вопрос, как это понимать — «вы слепы», она пожала плечами.
— Может быть, вы кого-нибудь подозреваете?
— Это вы должны кого-то подозревать. Выпьете еще кофе?
Кортель отказался. Он возвращался в комендатуру в плохом настроении. Неужели что-то существенное проглядел? На каком основании три женщины, ибо их было уже три, свято верили в невиновность скрывающегося Окольского?
В комендатуре его ждали двое: молодая женщина в мини, которую он никогда не видел, и инженер Ладынь. Первым он пригласил Ладыня. Инженер поставил на пол рядом со стулом красивый желтый кожаный портфель. На сей раз Ладынь был более спокоен, чем в их первую встречу, говорил свободней, с заметным раздумьем.
— Представьте себе, я нашел бумаги Бильского!
— Где?
— У меня на работе, в ящике письменного стола.
— Значит, вы их не брали с собой домой, а оставили на работе. Следовательно, их не украли.
Ладынь долго молчал.
— Это можно было предположить. Я ужасно рассеян. Но я был убежден, что, когда Бильская вышла, я положил бумаги в портфель и унес домой. Потом их положил в ящик письменного стола, а в портфель сунул книги, нужные мне в Венгрии... Я убежден, что именно так все было... А вообще, я мог ошибиться... Скажите, пожалуйста, насколько обманчива человеческая память.
— Значит, вы приезжали из аэропорта за портфелем?
— Да. Он очень удобен. Мне его подарили в Бельгии, там проводилась научная конференция. Мы были с Рыдзевским. — Он вдруг открыл портфель, показывая, насколько он вместителен, сколько там всяких отделений, закрывающихся на «молнии». — А вот и папка с бумагами. Я полагал, что вы захотите сами взглянуть.
— Да. Вы просматривали эти бумаги?
— Просматривал, — сразу ответил Ладынь, — и... — он вдруг понизил голос, — и рад.
— Отчего?
— Видите ли, я рассуждал так: если эти бумаги исчезли, то есть если их кто-то украл, то последний может найти в них нечто такое, публикация чего причинила бы ущерб...
— Не могли бы вы конкретнее? Кому?
Ладынь был явно недоволен собой.
— Оказалось, — неохотно подтвердил он, — что в бумагах Бильского ничего такого не было, мои подозрения были совершенно лишены оснований и обижали...
— Кого?
— Я не хотел бы об этом говорить. Однако, если вы настаиваете, я просил бы, чтобы это осталось между нами. Мой друг, как вы уже знаете, инженер Рыдзевский, изобрел материал, известный под названием «соляр». Это очень выгодный современный материал... дело не в технических достоинствах. Открытие было сделано через несколько месяцев после смерти Бильского, и ходила даже сплетня, что это был замысел Бильского... Впрочем, Рыдзевский был самым близким к нему сотрудником и его ассистентом... Так что сплетня полностью лишена оснований... В бумагах Бильского нет на этот счет ни одной заметки...
— А может, ее кто-то изъял? — Кортель вдруг почувствовал, что задал лишний вопрос.
Ладынь улыбнулся.
— Бильский был жутким педантом, пан инспектор. Его записки тщательно пронумерованы, впрочем, вы сами увидите. Они, оказывается, преспокойненько лежали в моем столе.
— Кому вы оставляли ключ от стола?
— Секретарю, конечно... Зельской.
— И она и Рыдзевский знали о существовании записок Бильского?
— Да... Я ведь сказал.
Кортель осторожно открыл папку. Надо будет переслать на экспертизу. Ладынь уверен, что забирал бумаги домой, а обнаружил их на работе... Прежде он был уверен... Теперь готов допустить, что он ошибся... Если кто-то выкрал бумаги из домашнего кабинета инженера и отнес их потом в рабочий кабинет, то он рассчитывал, видимо, на рассеянность руководителя института. Вероятно, документы просматривались в перчатках. И к этому причастными могут быть только два лица: Рыдзевский и Зельская... А может, есть и третье: тот, кто мог быть на вилле перед грабителями... Да, но нет ни одного доказательства, что документы были украдены... Может, Ладынь действительно ошибся и оставил их на работе? Тогда зачем он рассказал всю эту историю с Рыдзевский? Он мог бы оставить при себе свои подозрения. Значит, ему для чего-то нужно было рассказать. Кортель почувствовал вдруг ничем не объяснимую неприязнь к Ладыню. Рыдзевский казался ему более симпатичным, чем шеф института.
— Скажите, не было ли в записках Бильского чего-то такого, что могло быть интересным другим лицам?