— Ты не обратил внимания, кто из них сидел за рулем?
— Нет, сеньор.
— А в какой дом они вошли?
— Нет, не видел. Я вошел к себе в дом и сразу же лег спать, а они отправились своей дорогой.
— Ты не слышал, машина потом отъехала?
— Нет, я уснул как убитый, сеньор Мануэль. Я ведь не спал с семи утра.
— Ты был последний, кто видел дона Антонио.
— Если бы я знал, я бы его окликнул.
— Мансилья, у вас есть к нему какие-нибудь вопросы?
— Нет, Мануэль, спасибо.
Спокойно улыбаясь, Бернардино покинул кабинет, Плиний задумчиво уставился в пол.
— Хочешь я скажу, о чем ты сейчас думаешь, Мануэль? — спросил дон Лотарио, понаблюдав за ним несколько секунд.
— О чем?
— О том, что Антонио в ту ночь по разным делам появлялся в одном и том же квартале.
— Да, сеньор.
— Но если верить словам очевидцев, то получается, — заметил Мансилья, — будто доктор уехал из дома на машине и вернулся на ней назад.
— Этого никто не может знать точно.
— Но ведь утром машина доктора стояла у подъезда его дома, Мануэль?
— Он вполне мог уехать из дома на машине того, кто за ним приезжал... Итак, прежде всего нам необходимо узнать, если, конечно, удастся и если вы не возражаете, куда направился Антонио в половине четвертого, когда его увидел Бернардино.
— Хорошо бы... Но ведь улица Толедо там разрыта и дальше проехать нельзя.
Плиний не смог сдержать усмешки:
— Проехать, разумеется, нельзя, Мансилья, но пройти можно.
— Да, вы правы, я как-то не подумал об этом.
— По логике вещей и по долгу своей службы врач мог отправиться в такой поздний час только к больному. Скорее всего кто-то заехал за ним на машине и отвез к себе... Знать бы, кто из жителей этого квартала тяжело болен. Придется навести справки у тамошних врачей и фельдшеров.
— Не так-то это просто.
Они достали сигареты и в ту же минуту заметили алькальда, который шел в аюнтамиенто.
— А вот и наш друг алькальд. Пойду доложу ему, как это делают детективы в кинофильмах, что антифранкистскую пропаганду на кладбище ведет транзистор, спрятанный в гробу, в ногах Сеспеды «Красного».
И, попыхивая сигаретой, начальник муниципальной гвардии отправился к алькальду.
На следующий день Мансилья не явился в Томельосо, а позвонил по телефону, чтобы узнать у Мануэля, есть ли какие-нибудь новости. Вероятно, начальство Мансильи запретило ему ездить в Томельосо до тех пор, пока не появится повод, достойный звания инспектора уголовной полиции... Плиний сказал ему, чтобы он не беспокоился, а занимался своими делами, которых у него и так больше чем достаточно, и передавал привет своему начальству.
— Черт подери, дон Лотарио! Мы с вами окончательно зашли в тупик. Итак, мы застряли на улице Толедо, где дон Антонио вышел из машины в половине четвертого ночи... Я обзвонил врачей и фельдшеров всего квартала, но на мой вопрос, есть ли у них тяжелобольные, они ответили, что нет.
— Мы застряли на улице Толедо, Мануэль, потому что человек, который сопровождал Антонио в ту ночь, не явился, как ему надлежало, в полицейский участок и не сказал об этом.
— Да, да, конечно.
— И в этом-то вся загвоздка... Если вдуматься хорошенько, нам не повезло по двум непредвиденным обстоятельствам: во-первых, потому, что улица Толедо в том месте разрыта и дальше проезда нет, а во-вторых, Бернардино Лопес не знал или просто не обратил внимания на того, кто сопровождал Антонио.
— Не будь всех этих непредвиденных обстоятельств, как говорите вы, или неудач, как скажут остальные, не существовало бы нераскрытых уголовных дел. А их больше чем достаточно.
— Само собой... Но, верно и то, Мануэль, что тебе сидеть сложа руки накануне свадьбы Альфонсы еще хуже.
— Вы правы, дон Лотарио. Кстати, раз речь зашла о свадьбе, должен вам сказать, что вы сделали Альфонсе слишком роскошный подарок. Бедняжка от счастья чуть не лишилась чувств.
— Пустяки. Поскольку в твоем доме свадеб больше не предвидится, я не мог отказать себе в удовольствии сделать подарок от души.
— Альфонса просила передать, что хочет видеть вас, чтобы лично поблагодарить и расцеловать.
— Ей еще представится такая возможность в день свадьбы.
Плинию редко снились сны, а если и снились, то были настолько эфемерны, что рассеивались без следа, едва он пробуждался. Но в то утро, возможно, потому, что днем предстояла свадебная церемония, он проснулся с ясным сознанием того, что ему приснились два сна, имеющие прямое отношение к свадьбе: ватный шар, который кружил над кроватью Альфонсы, и новенький синий мундир — совсем такой же, какой ему сшили специально к этому торжеству, — среди горящих свечей и дымящихся курильниц.