— Благодарю, — обрадовался сержант. — Я не решался просить вас об этом. Дайте только грим. Коллодий я достану в какой-нибудь аптеке.
— Разумеется, — улыбнулся актер. — Какой провизор откажет в такой мелочи представителю власти! А теперь, — Летинский вновь вернулся к своей лекции, — я покрываю лицо обычным «телесным» гримом. Он матовый и чуть темнее кожи.
— А это для чего?
— На сцене в резком свете прожекторов обычная кожа слишком блестит и кажется неестественной. Кроме того, во время игры актер может вспотеть. Грим не отражает света, на нем не видны капельки пота. Ни один актер не выйдет на подмостки с «натуральной» физиономией. Он всегда загримирован.
— А как потом это смыть?
— Очень просто. Обычный грим смывается теплой водой с мылом, а еще лучше — ваткой, смоченной в спирте. Слой коллодия можно просто содрать ногтем. Остатки его смываются тем же спиртом или ацетоном, на худой конец обычным одеколоном. Я не стану сейчас разгримировываться, у меня нет времени, но уверяю вас, несколько движений влажной ваткой — и от шрама никаких следов.
— Не знаю, как и благодарить вас за ваши интересные объяснения, и за демонстрацию гримировки. Вы делаете это великолепно! Шрам даже вблизи выглядит абсолютно естественным.
— Пустяки! — актер был доволен похвалой. — В двадцатые годы работал у нас здесь, в этом самом театре, гример. Вот это был мастер своего дела! Буквально совершал чудеса. Стоило показать ему какую-нибудь фотографию, и он мог тут же воспроизвести ее на лице актера. Помню, как-то один из моих коллег шутки ради попросил загримировать его под популярного тогда полковника, известного своей страстью к лошадям и крепким напиткам, и отправился в пивную «Оазис», тоже находившуюся неподалеку отсюда, где полковник часто бывал. Не только официанты, но все друзья и знакомые полковника ничего не заподозрили. После этого наш гример приобрел такую популярность в Варшаве, что потом оставил театр и открыл фешенебельный парикмахерский салон. Все известные актрисы и дамы из общества причесывались только у него. Большие деньги заколачивал. Это действительно был гений в своем роде. Теперь такого не найти. Он умер во время оккупации. Я присутствовал на его похоронах.
Летинский был настолько любезен, что не только подарил старшему сержанту немного «вишневки», но и одолжил очень светлый парик.
Хшановский намеревался на следующее же утро обсудить с поручиком Левандовским сведения, полученные от Генрика Летинского. Однако, когда старший сержант явился на занятия в Институт криминалистики, его и поручика уже ждала телефонограмма из Цеханова: «Возвращайтесь немедленно тчк бандиты арестованы тчк».
Получив такой приказ, оба сотрудника цехановской милиции отрапортовали директору Института и, полные нетерпения, первым же поездом отправились в Цеханов.
По дороге сержант не стал пересказывать поручику лекцию Летинского о гримерном искусстве — разговор шел только о неожиданном аресте неуловимых бандитов.
— Представляю, как начальник намылит нам головы, — волновался поручик. — Четыре месяца мы не могли схватить «человека со шрамом», а как только уехали из города на неделю, преступники оказались за решеткой. Но все-таки как же их накрыли?
— Немного терпения, поручик, и мы все узнаем.
Сержант старался сохранять спокойствие, хотя не меньше своего товарища жаждал узнать, каким образом удалось схватить неуловимого «человека со шрамом».
Глава 12. В западне
Поручик Левандовский не ошибся в своих предположениях. Не успели оба сотрудника милиции войти в здание уездного управления, как их еще в дежурке предупредили:
— Вы должны немедленно явиться к майору. Он уже трижды спрашивал о вас.
Поручик и старший сержант одернули мундиры, пригладили волосы и с не слишком уверенным видом вошли в кабинет начальника. Шеф вопреки мрачным предчувствиям поручика не метал громы и молнии, только язвительно заметил:
— Наконец-то мы дождались наших прославленных мастеров дедукции! Все-то они знали, все предвидели. А тем временем милиция в Ойжене схватила одного из бандитов. Того, что пониже ростом. Зовeт его Зыгмунт Качаровский, и принять его за женщину, сержант, довольно трудно.
— Зыгмунт Качаровский? — удивился поручик.
— Он самый. А вы кого искали?
Фамилия задержанного была хорошо знакома поручику. Зыгмунт Качаровский, молодой человек двадцати четырех лет, нигде не работал, был закоренелым алкоголиком и хулиганом, имел неоднократные приводы в милицию, попадал на скамью подсудимых, но всегда отделывался или небольшим штрафом (который, разумеется, никогда не платил), или «отеческим» внушением. Однако на этот раз он так легко не отделается. А Цеханов вздохнет свободнее: одним хулиганом меньше.
— Нечего сказать, отличились! Качаровский задержан с поличным во время налета на магазин в Кицине. В Ойжене составили первый протокол, и сегодня утром бандита доставят к нам. Начинайте расследование. Главное — как можно быстрее схватить того, второго. Надеюсь, на этот раз вы не оплошаете.
— Так точно! — Левандовский вытянулся по стойке «смирно», довольный тем, что начальник обошелся с ним не слишком сурово.
Настроение у майора было хорошее, он радовался, что хотя бы за одним из бандитов наконец захлопнулись двери камеры, кроме того, не мог по-настоящему злиться на своих подчиненных, которые — он это понимал — сделали все, что в их силах. Просто сотрудникам милицейского участка в Ойжене больше повезло.
— Протоколы допроса, — добавил майор, завершая беседу, — возьмете у Эли. Пока Качаровский ни в чем не признается и отказывается давать показания. Вы, надеюсь, сумеете развязать ему язык и вырвете у него фамилию того второго, со шрамом. Но запомните: никаких нарушений законности.
— Ну что вы говорите, пан майор! — вознегодовал поручик.
— Дело в том, что Качаровский, едва его доставили, сразу же подал жалобу, будто в Ойжене его избивали. Оказалось, что один из милиционеров врезал ему дубинкой по спине, когда он попытался вырваться из рук конвоира, доставившего его в камеру предварительного заключения. Я не хочу, чтобы он опять валял дурака перед прокурором.
— Можете быть спокойны, пан майор. Ни один волос не упадет с его головы. И на допросе он выложит все, что знает. Уж как-нибудь я справлюсь с этим Пальчиком. Мы с ним, впрочем, хорошо знакомы. Сколько раз его ни задерживали, он всегда попадал ко мне и знает, что со мной шутки плохи.
— Пальчик? — удивился старший сержант. Местное цехановское хулиганье было ему малоизвестно.
— Так его окрестили друзья за маленький рост. Мальчик с пальчик, или просто Пальчик.
В своей комнате поручик принялся изучать протокол, подробно описывающий ход событий в деревне Кицин. Начальник милицейского поста в Ойжене, гордый тем, что ему удалось задержать опасного бандита, не преминул описать дело во всех подробностях, чтобы представить в особенно выгодном свете заслуги своих подчиненных и активность местного населения. Разумеется, не было забыто и его собственное участие в этом деле.
Левандовский прочитывал страницу за страницей и передавал их старшему сержанту. Таким образом они ознакомились с делом одновременно, поручик лишь немного опережал Хшановского.
О налете сообщалось следующее: вечером, часов около девяти, кто-то постучал в дверь квартиры заведующего магазином в деревне Кицин. Стефан Цурусь, полагая, что это кто-то из жителей села, открыл дверь. В квартиру вошли двое бандитов в масках. Один высокий, второй — пониже. Высокий сказал:
— Бери ключ и открывай магазин. Да не пытайся бежать, убью.
Перепуганный продавец исполнил требование. Уходя, второй бандит сказал жене Цуруся:
— Если хотите увидеть своего мужа живым — сидите тихо, из дома не выходите, присматривайте за детьми. Иначе… — налетчик выразительно провел ребром ладони поперек горла.