— Почему же он не натянул его на голову, как вы?
— Мы же хотели выдать себя за тех двоих, чтобы все гаврики дрожали от страха. Стоило только Цурусю крикнуть, и пропало дело. В этом Кицине народ злой. Нас на части бы разорвали, исколотили бы вальками так, что только мокрое место от нас осталось.
После этого Качаровский ответил на дополнительные вопросы старшего сержанта и поручика. Мальчик с пальчик уточнял отдельные детали налета, но основной своей версии уже не изменил ни на йоту. Когда его увели в камеру, Хшановский доложил поручику:
— Я проверил покрышки мотоцикла. Это совсем другая машина, не та, на которой охотились за мной.
Экспертиза обнаружила на кочерге отпечатки пальцев Вацлава Малиновского, всего лишь десять дней назад выпущенного из тюрьмы.
Варшавская милиция задержала Малиновского три дня спустя. Похищенные деньги он, конечно, успел промотать. На первом же допросе Малиновский признался во всем. Похищенный мотоцикл вернули законному владельцу.
— И все же я доволен, — признался старший сержант, когда через несколько дней они с Левандовским заканчивали расследование, чтобы передать его прокурору, — что Малиновский — это не наш «человек со шрамом».
— Да, у него неопровержимое алиби. Во время налетов он находился в тюрьме. И хотя исправительный дом в Элеке и называют «пансионатом «Орбиса», все же и там не принято выпускать заключенных «по увольнительной» на работу. А вы, сержант, радуетесь, что ваш дедуктивный метод и на этот раз не подкачал?
— Нет. Тут дело не в моем методе, а в том, что мы вложили в это дело такой огромный труд, вот-вот раскроем преступление, и вдруг оказывается, что все наши усилия впустую и разгадку приносит слепой случай. Это меня больше всего и злило.
— Не думаю, — откровенно признался Левандовский, — что мы, как вы выразились, вот-вот раскроем преступление.
— Не позже, чем через неделю преступники будут под замком.
— Сегодня не первое апреля, сержант.
— Знаю.
— У вас какая-то тайна, которую вы скрываете от меня?
— Нет. Правда, я выяснил кое-что, о чем, впрочем, мог бы и сам догадаться, изучая материалы дела с помощью дедуктивного метода. Увы, помешали пробелы в моем образовании: я не сумел на основе известных мне фактов сделать соответствующие выводы. Зато теперь я знаю, где кроется наша ошибка.
— Вы знаете, кто преступники?
— Еще не знаю, но догадываюсь, где их искать следует. Я хочу проделать сегодня один эксперимент, а завтра мы будем держать совет, что делать дальше.
Слова сержанта заинтриговали поручика, однако, несмотря на все его расспросы, Хшановский ничего больше не сказал. Он только настойчиво твердил, что не позже, чем через неделю, они завершат дело и посадят под замок убийц Антонины Михаляк.
Глава 14. Капитан Жвирский вступает в игру
На следующий день старший сержант Хшановский появился в городе позже обычного. Поручик Анджей Левандовский уже начал беспокоиться. Он знал, что сержант обещал сообщить ему сегодня какие-то сенсационные новости. Неужели снова что-нибудь стряслось? А что, если «человек со шрамом» сумел покончить с Хшановским?
Наконец ближе к десяти Хшановский появился в комнате в полном снаряжении: полушубок, на голове шлем мотоциклиста. Значит, он так спешил, что не успел раздеться внизу.
Однако изумление поручика возросло еще больше, когда сержант разделся и снял с головы шлем. На лбу у Хшановского, над левым глазом, вплоть до линии волос тянулся багровый треугольный шрам. Точь-в-точь как тот, столько раз описанный в документах дела со слов очевидцев. Темные волосы сержанта сменила белокурая шевелюра.
— Что вы… Что с вами… — бормотал Левандовский: — Эта отметина? Волосы?
— Шрам? Пустяки. — Хшановский был явно доволен произведенным эффектом. — Его рисуют «вишневкой» и коллодием. А смывается в минуту ваткой с ацетоном. Парик тоже снимается одним рывком.
— Рисуют? — повторил удивленный офицер.
— Да. Сам факт, что мы столько времени безрезультатно разыскиваем по всей Польше человека с таким шрамом, должен был давно натолкнуть меня на мысль, что для бандита это всего лишь средство маскировки. К сожалению, я не имел ни малейшего понятия о гримерной технике. Никто никогда меня этому не учил. И только в Варшаве известный актер Генрик Летинский преподал мне наглядный урок и даже снабдил всем необходимым. Кстати, парик надо возвратить ему как можно быстрее. Я обещал вернуть дня через два, но с этим Малиновским мы потеряли больше недели. Надеюсь, что пан Летинский не слишком рассердится.
— Шрам рисуется на лбу! — Поручик начинал понимать. — Это значит, что «человека со шрамом» нет в природе! Он лишь ловко гримируется. Бандитом может оказаться любой рослый мужчина.
— Может! — подтвердил сержант. — Но при этом он должен быть прекрасно осведомлен обо всем, что делается в Цеханове и в уезде, а также иметь свободный доступ в здание милиции. Ну и, кроме того, у него есть свой собственный мотоцикл или же он пользуется чужим, марки «SHL» с покрышками, слепки которых хранятся в нашем сейфе.
— Погодите минуточку, сержант. Только не смывайте этого со лба и не снимайте парик. Я сейчас вернусь, — поручик выбежал из комнаты.
Вернулся он вместе с капитаном Войцехом Жвирским.
— Капитан, взгляните!
— Что? — изумился капитан. — «Человек со шрамом»?!
— А теперь?
Хшановский одним махом сорвал с головы парик. Потом достал из кармана флакончик с ацетоном намочил ватку и провел ею по лбу. Шрама как не бывало.
— Понятно! — констатировал Жвирский. — Как это делается?
— Немного лекарства под названием «коллодий». Имея знакомство, его можно достать в любой аптеке. Кроме того, театральный грим, который именуется «вишневка».
— Коллодий? — повторил Жвирский. Это название было явно ему знакомо.
— Да, коллодий. Когда эта жидкость засыхает, образуется прозрачная, словно глазурь, пленка, стягивающая кожу, как при настоящем шраме, — сержант, преисполненный гордости, поучал офицеров.
— Коллодий… — капитан, вспоминая что-то, внезапно побледнел. — Чудовищно, — произнес он, обращаясь словно бы к себе самому.
Левандовский молчал.
— Боюсь, что мне известно, кто этот бандит.
— Я тоже боюсь, пан капитан.
— Я сам покупал ему этот коллодий, — прошептал Жвирский. — Мой друг, офицер милиции… Человек, которому я доверял больше, чем самому себе. Разговаривал с ним, показывал ему документы дела. Советовался…
Жвирский был совершенно убит тем, что представлялось ему теперь бесспорным фактом.
— Прошу вас, — в голосе капитана зазвучали твердые нотки. Он с трудом овладел собой. — Честное слово, я не собираюсь отнимать у вас заслуг в разгадке этого дела и разоблачении бандита. Но дайте мне разделаться с ним самому. Он оказался вероломным другом. Я занимался расследованием дела и, должен признаться, однажды даже сказал ему, что, если бы не отсутствие шрама, я прежде всего заподозрил бы его. Тогда мы от души посмеялись. Теперь я вижу, что он смеялся над моей глупостью. Оставьте его мне.
— Я сам хотел просить вас о том же.
— Он будет в Цеханове послезавтра. И обещал прямо с вокзала зайти ко мне на службу. Мы условились пообедать вместе с нашими девушками. Я приведу его к вам и сам скажу ему обо всем.
— Хорошо, — согласился поручик. — За эти два дня, я думаю, он от нас не сбежит.
— Надеюсь, что свои наблюдения вы держите в тайне?
— Разумеется, капитан, — заверил его поручик. — Только есть тут еще одно обстоятельство.
— Какое?
— Бандит уже покушался однажды на жизнь сержанта. Он устроил засаду на дороге. Просто натянул поперек шоссе стальную проволоку, а сам с пистолетом выжидал, спрятавшись за деревьями. К счастью, ему удалось только ранить Хшановского в руку. Но преступник может и повторить свою акцию. Тем более что ему нечего терять.
— Даже страшно об этом подумать.
— Не опасайтесь, пан поручик, — успокоил его сержант. — Я теперь осторожен. Второй раз он не застигнет меня врасплох.