Генри рассеянно кивнул. Он смотрел на руки умершей, так не соответствовавшие ее элегантной внешности. Крепкие, с подстриженными ногтями, без лака. Рабочие руки… Обручального кольца не было, Затем он осмотрел машинку: клавиши тоже покрыты тончайшим слоем розовой пудры. А на вставленном в каретку листе напечатано: «Чернильно-синие розы, разбросанные по белому муслину, придают…» Здесь текст обрывался. Похоже, что тому парнишке долго еще придется ждать парижских материалов… Генри очень осторожно вынул из термоса пробку, предварительно обернув ее чистым носовым платком. Понюхав содержимое термоса, он убедился, что еще теплый чай сильно отдает горьким миндалем.
— Сомнений нет, — заключил он, — в термосе циан. Чай нужно послать на экспертизу, но я и так слышу, — он заткнул термос пробкой. — Фотографы и дактилоскописты уже все обработали?
— Да, сэр.
— Тогда пусть ее унесут. Но смотрите у меня: больше ничего не трогать. Я повидаюсь с доктором.
— Он там, сэр, в кабинете главного редактора, — сержант указал на дверь, ведущую в смежную комнату.
Когда начнут подходить сотрудники, задержите их внизу, пока мы тут не оглядимся.
Соседняя комната резко отличалась от кабинета Элен. Она была значительно больше и просторнее. На стенах картины, и среди них литография раннего Пикассо. Все здесь выглядело отменно аккуратным, вплоть до старательно отточенных карандашей и ровного ряда разноцветных шариковых ручек на обитом кожей столе. Таким и должен быть кабинет главного редактора. В то же время во всем ощущалось, что хозяйка кабинета — женщина.
Полицейский доктор, крупный мужчина с печальной физиономией озадаченной ищейки, сидел за столом.
— А, это вы, — протянул он разочарованно, будто никак не ожидал встретить здесь Генри. — Что ж, прекрасно. Мне ведь скоро нужно уходить — дела!
— Заключение готово?
— Да. Цианистое отравление. По всей видимости, яд положен в чай.
— Странно все же, что она не почувствовала запаха. Я уж думаю, не самоубийство ли?
Доктор покачал головой.
— У нее был сильный насморк. Едва ли она могла чувствовать хоть какой-нибудь запах или вкус. Похоже, что ее знобило. Иначе, зачем бы ей понадобилось включать электрокамин?
— Когда примерно наступила смерть?
— До вскрытия я не могу ответить точно. Что-нибудь между тремя и шестью часами утра. Можно ее увезти?
— Я уже приказал сержанту.
Доктор сморщил свою грустную физиономию в какое-то подобие улыбки, встал и направился к дверям. На пороге он столкнулся с сержантом.
— Простите, что беспокою вас, сэр, — сказал сержант, — мисс Френч пришла.
— Попросите ее сюда, — приказал Генри.
Глава 3
Инспектор не совсем ясно представлял себе, каким он ожидает увидеть главного редактора. Но в тот момент, когда вошла Марджори Френч, он понял, что она идеально подходит для этой роли. Все было как надо: безупречно сшитый костюм, большой гриб фетровой шляпы, слегка подсиненные седые волосы. И тонкие нервные руки, украшенные перстнем с огромным топазом, надетым на тот палец, где замужние женщины носят обручальное кольцо.
Трудно поверить, что эта пожилая женщина работала до поздней ночи. Еще труднее представить себе, что менее часа назад ее разбудили, чтобы сообщить ей об ужасном, неожиданном несчастье.
— Доброе утро, инспектор Тиббет, — быстро проговорила Марджори. — Какое страшное событие… Расскажите мне, пожалуйста, все подробно. Я постараюсь помочь чем могу. Сержант кое о чем уже сообщил мне, но ваше присутствие заставляет предположить, что смерть бедной Элен не была естественной.
Она села за стол и раскрыла массивный кожаный портсигар.
— Вы курите, инспектор? Будьте добры, присядьте.
Генри поблагодарил ее, с трудом поборов ощущение, будто это его пригласили для беседы. Опустившись в кресло, он внимательно взглянул на Марджори Френч. Ее руки слегка дрожали. Заметил он также и темные круги Под глазами, которые не удалось полностью скрыть даже с помощью косметики. Пожалуй, Марджори слишком хорошо играла свою роль.
— Мисс Френч, боюсь, что ваша заместительница была убита.
— Вы в этом уверены? — невозмутимо спросила Марджори. — Значит, вы исключаете возможность самоубийства?
— А вы считаете, что у нее были причины?
— Я не сплетница, — медленно проговорила Марджори, — и никогда не лезу в частные дела моих сотрудников. Но порой не видеть что-то невозможно. Я считаю своим долгом сообщить вам — в последнее время я очень тревожилась за Элен. — Марджори замолчала. У Генри создалось впечатление, что ей крайне неприятно говорить на эту тему. Тщательно подбирая слова, она продолжила:
— Там, где мужчины и женщины работают вместе, время от времени неизбежно возникают какие-то привязанности. Мы не исключение. Наоборот, у нас все это даже чаще бывает, потому что служащие у нас мужчины — артистические, увлекающиеся натуры. А женщины, как правило, очень привлекательны. Вот и у Элен был довольно бурный роман с одним из наших фотографов. Его имя Майкл Хили…
— Но почему это могло заставить ее покончить с собой?
— Вероятно, потому, что дело обернулось скверно. Майкл по природе — волокита, не думаю, чтобы и в этом случае он затевал что-нибудь более серьезное, чем легкий флирт. Я сама была крайне удивлена, когда до меня дошли слухи об их романе. Элен — натура страстная и сильная. Последнее время она была просто сама не своя. Говорят, из-за того, что Майкл решил с ней порвать. Между нами говоря, я собиралась послать Майкла на несколько месяцев в Америку. Конечно, это вряд ли разрядило бы атмосферу в редакции…
— А в чем у вас тут дело, мисс Френч? Марджори немного помолчала. Затем взяла сигарету и, сделав глубокую затяжку, наконец выдавила из себя:
— Видите ли, Майкл Хили — муж Терезы Мастерс, нашего редактора отдела мод.
— Вот как? Надо полагать, мисс Мастерс и мисс Пэнкхерст не очень-то жаловали друг друга?
— Наоборот. Они были очень дружны.
— Довольно странно… Но почему вы в таком случае считаете, что неприятная атмосфера в редакции не разрядилась бы и после отъезда мистера Хили?
Марджори сосредоточенно разглядывала свои ногти, покрытые ярко-розовым лаком. Казалось, она поняла, что сделала ошибку, и соображала, как ее исправить. Наконец она придумала:
— Я неправильно выразилась. Я хотела сказать, что Элен не сразу удалось бы побороть свое увлечение. Думаю, что в первые недели ей было бы даже хуже, чем прежде.
— Ну что же, — сказал Генри, — все это очень интересно, однако версию о самоубийстве мне придется по некоторым причинам отклонить.
— Почему же она умерла? Как это случилось?
— Ее отравили. Кто-то подлил ей цианистый калий в чай.
— Понятно, — задумчиво протянула Марджори. Похоже, это сообщение не потрясло ее. — Бедная Элен… А может быть, она сама отравилась?
— Может быть, да только вряд ли, — сказал Генри. — Во-первых, она не оставила записки. Во-вторых, уж очень неподходящий выбрала она для этого момент — в самый разгар работы. В-третьих, кто-то явно обыскивал ее кабинет: перерыты не только бумаги, но и личные вещи мисс Пэнкхерст.
— Личные вещи? — Марджори удивленно подняла глаза. — Что вы имеете в виду, инспектор?
— Если хотите, можете зайти и убедиться. Кстати, вы смогли бы объяснить кое-что…
Марджори встала и направилась к двери, ведущей в кабинет Элен.
— Она еще там?
— Нет.
Генри заметил: мысль о том, что она может увидеть тело Элен, не вызвала у Марджори ни испуга, ни боли. Она просто задала вопрос. Открыв дверь, она немного постояла на пороге. Затем с легкой улыбкой обернулась к Генри.
— Мне кажется, я могу кое-что объяснить: прежде всего я готова согласиться с вами, что Элен была убита…
— Почему вы так решили?
— Потому что она не доделала работу, — Марджори указала на раскиданные в беспорядке бумаги. — Элен никогда бы не бросила парижский выпуск, не закончив. Если бы ее кабинет был в идеальном порядке, подписи к фотографиям и листы макета аккуратно вложены в конверт вместе с отпечатанными на машинке указаниями для наборщиков, я бы могла подумать, что Элен покончила с собой. — Помолчав, Марджори взглянула на лист бумаги, все еще торчавший из машинки. — Кстати говоря, инспектор, теперь мне придется самой подготовить все для типографии, и по возможности быстрей.