— Мне хотелось собраться с мыслями, — просто ответила Олуэн. — В театре я почти забыла об Элен. А когда я ее увидела, все снова ожило. Я шла и думала, чем ей помочь…
— Мисс Пайпер, а как вы попали в редакцию после спектакля? Разве парадные двери не были уже заперты?
— О, у меня есть свой ключ. — Олуэн пошарила в сумке и достала большой блестящий ключ. — Вот он. Я ведь часто бываю здесь в неурочное время.
— А у кого еще есть такие ключи?
Олуэн подумала.
— У мисс Френч, у Терезы, Патрика и мисс Филд. И у Элен был свой.
— Ну что ж, — заключил Генри, — спасибо, что вы мне все это рассказали. Но больше пока никому не рассказывайте. Идет? — Он ободряюще ей улыбнулся:
— Представляю себе, как вам тяжело.
— Со мной все будет в порядке.
Она встала. Генри бросилось в глаза, как сочеталась в ней ранимость юности и твердость волевой натуры. Такая девушка способна не только глубоко чувствовать, в ней ощущается и душевная сила.
— Можно будет как-нибудь взглянуть на вашу квартиру? — спросил он. — Ну, скажем, нынче вечером?
— Я буду дома от пяти и до театра.
Олуэн записала твердым аккуратным почерком номер своего телефона и вышла. Генри вызвал к себе Эрнеста Дженкинса. Последний оказался долговязым, щуплым юношей с резкими и комичными чертами лица. Он весело подтвердил: да, он один из лаборантов «Стиля». Да, именно он дежурил вчера вечером и помогал Майклу Хили.
— Не скажу, чтоб у меня, было много работы. Мистер Хили любит сам печатать свои снимки и даже не пускает никого к себе в лабораторию.
Эрни также подтвердил, что в половине двенадцатого он заварил в термосе чай для Элен. Но в кабинет к ней его не отнес. Майкл Хили рассердился, что из-за какого-то чая Эрни бросил отпечаток, который нужно было ослабить, и велел ему снова взяться за работу.
Слово «ослабить» прозвучало для Генри как удар колокола.
— Что значит «ослабить»?
— Сделать фотографию светлей, — пояснил Эрни.
— Для этого вы используете циан?
— Ага…
— Сколько же еще его оставалось?
— Больше полбутылки, — без колебания ответил Эрни.
— А каким образом вы достаете из шкафа циан?
— Ключи обычно у Фреда — старшего лаборанта. Он выдает нам под расписку то, что мы просим. Но вчера готовили парижский выпуск, понимаете…
— И у кого же были ключи?
— У мистера Хили. Это значит, что все шкафы были открыты, а я просто брал, что нужно.
— И, уходя, он не запер их?
— Не знаю.., он отослал меня домой часов в двенадцать, а сам еще оставался.
— Как вы выбрались из здания? У вас есть ключ?
— У меня? Откуда, черт возьми? А выбраться проще простого: изнутри эти замки открываются, а потом надо просто захлопнуть дверь.
— Спасибо, Эрни. Пока все. Но вы мне можете еще понадобиться.
— Я буду в лаборатории, начальник, — беззаботно бросил Эрни и исчез. Оставшись один, Генри попытался собраться с мыслями. Это удалось ему не сразу. Генри вынужден был признаться себе, что в такой атмосфере бурных страстей и пылких темпераментов ему не всегда удается вести расследование по намеченному пути. На чем-то нужно было сосредоточиться. Он позвонил сержанту и попросил принести сумочку умершей. Сержант сообщил, что сумочку тщательно исследовали, но так же, как и на термосе, не обнаружили на ней ничьих отпечатков пальцев, кроме самой владелицы. А на бутылочке с цианистым калием и вовсе не было отпечатков.
Содержимое сумочки тоже не представляло собой ничего интересного. Позолоченная пудреница, дорогая губная помада, два грязных носовых платка и два чистых, расческа, авторучка и три ключа на кольце — один в точности такой, как тот, который инспектор видел у Олуэн. В кошельке свиной кожи восемь фунтов и немного мелочи. Там же корешки нескольких театральных билетов, квитанция на пару туфель, несколько визитных карточек и неиспользованный обратный билет Хиндхерст (графство Сур-рей) — Лондон. А в маленькой коробочке слоновой кости хранились красивые визитные карточки самой Элен — такие же, как та, что на двери ее кабинета. Была еще маленькая записная книжка-календарик. Генри обрадовался было, но, к его разочарованию, в книжечке были указаны лишь деловые встречи. Две записи все же привлекли его внимание. Одна, сделанная месяц назад, а другая лишь вчера. Каждая запись состояла из одного слова: «Доктор». Генри снова взглянул на железнодорожный билет. Дата совпадала с днем первого визита к доктору — в субботу. Это была уже какая-то ниточка, но, если вспомнить, что ему сказала Олуэн, все, к сожалению, понятно и так. Генри вздохнул, снова сложил вещи в сумочку и послал за Терезой Мастерс.
Тереза вошла спокойно, и как только она произнесла: «Здравствуйте, инспектор», — Генри тотчас узнал тот надменный, аристократический голос, который слышал ранее в коридоре.
С первого же взгляда Генри понял: Тереза и в самом деле обладает тем, что Марджори Френч определила как «чувство моды». Он не сразу сообразил, что Тереза не так уж красива. Она выглядела необыкновенно эффектно. Высокая, с фигурой манекенщицы, в прямом платье из алого джерси, казавшемся совсем простеньким, но на самом деле очень хорошо скроенном и сшитом. На шее десяток золотых цепочек разной толщины, на худощавом запястье столько же золотых браслетов. Ее крашеные светлые волосы изящно причесаны, грим безупречен.
Она села, скрестив красивые ноги.
— Можно закурить, инспектор?
— Прошу вас.
Из огромной сумки крокодиловой кожи Тереза извлекла золотой портсигар. Изысканная, очень «породистая», с нервными, немного порывистыми движениями, она напоминала ему норовистую скаковую лошадку чистых кровей.
И Генри осторожно перевел ее через первые препятствия. О предыдущем вечере она рассказала то, что он уже знал. Готовили парижский выпуск, затем появился Горинг, пригласил всех к себе выпить шампанского, после чего их всех доставили домой. Тереза не отрицала, что в течение вечера несколько раз заходила в лабораторию к Майклу. Термос она видела, он стоял в кладовой.
— Между прочим, инспектор, — добавила она, — мы с Майклом можем забрать наши чемоданы?
— Да, пожалуйста, — Генри глубоко вздохнул, прежде чем отважился затронуть щекотливую тему. — Вы и ваш муж были очень дружны с мисс Пэнкхерст?
— Да. Мы оба с ней дружили, — ответила она без колебаний. Затем добавила:
— Особенно, конечно, Майкл. — Тереза задумалась на минутку. — Не знаю, что вам тут рассказывала Олуэн Пайпер… — Генри предпочел промолчать, и Тереза быстро продолжала:
— Относительно Элен в Майкла тут ходили разные глупые слухи. Что-то, может быть, дошло и до вас. Но это неправда! Или почти неправда. Я ведь дурочка, это всякий скажет. А Элен такая умная и образованная. У нее было много общего с Майклом. Они часто ужинали вместе. Ходили в театры и на концерты. Может быть, между ними и был небольшой флирт… Только это совершенно неважно. В маленьких мирках, таких, как наш, вечно все преувеличивают. Мой брак вполне счастливый. И Элен всегда была моим другом. — Она говорила короткими отрывистыми фразами. Паузы между ними походили на восклицательные знаки.
— Если вы ее так близко знали, не могли бы вы рассказать мне подробнее о ее личной жизни, друзьях…
Терезу эта просьба слегка озадачила.
— По-моему, вне стен редакции у Элен не было друзей. Тетушка, то есть мистер Уэлш, ее давний поклонник, он очень комично за ней ухаживал. Ну и еще, конечно, Олуэн, она боготворила ее как школьница.
— Мне кажется, — они не так уж подходили друг к другу, чтобы снимать вместе одну квартиру.
— Вы правы. Но у Элен добрая душа… Олуэн поступила к нам всего год назад. Прямо с университетской скамьи. Ей негде было жить. Она ютилась в какой-то кошмарной гостинице и никого не знала в Лондоне. Как раз в то время вышла замуж сестра Элен и уехала в Австралию, Вот Элен и пожалела Олуэн, уступила ей комнату. Сначала на время, пока Олуэн себе что-нибудь не подыщет. Потом Олуэн упросила Элен разрешить ей остаться. Сердце у Элен доброе, к тому же ей, конечно, трудновато было платить одной за всю квартиру. Так и вышло…