— Ты сам явился, без приглашения. И еще с обеда шлялся возле дачи. И милиция это знает, учти!
Даргов хрипло рассмеялся.
— Чего мне учитывать? Я сам им все сказал. Хотел, говорю, узнать: чего это нас раньше в гости с женой приглашали, а тут одну жену. Я, говорю, ревнив, есть, говорю, такой грех, ну и не совладал с сердцем, отпросился после обеда с работы — и в Драгалевцы.
— После обеда, говоришь? А почему следователю нельзя предположить, что ты еще до приезда всех проник на дачу и всыпал яд в чашу Георгия?
— Правдоподобно. Но пусть это докажут! — отвечал он, продолжая смотреть на вдову с усмешкой. — Пусть докажут!.. Слушай, Зина, все достаточно просто. Каждый из нас, подследственных, как выражаются эти товарищи из милиции, в своих показаниях обязательно что-то скрыл. Я тоже не исключение. Да, да, ты правильно меня поняла — я тоже скрыл одну вещь. А именно: я абсолютно точно знаю, кто отравил.
— Кто? — В ее голосе смешались любопытство, недоверие, удивление. — Извини, ревнивец Коста, но ты, кажется, зарапортовался.
— К чему высокопарные извинения, Зина? Я не зря торчал возле дачи. И многое увидел еще до того, как оттуда увезли твоего отравленного мужа.
— Допустим, ты все знаешь. Почему же не признался в милиции?
— Причин много, но я назову только две. Во-первых, я рад смерти Георгия. Не смотри на меня так, Зина, я действительно радуюсь. Никогда я не мирился со своими рогами, а в последние два-три года они очень потяжелели. Да, тот, кто угостил ядом Георгия Даракчиева, совершил истинное благодеяние для меня, рогоносца Даргова. Низкий ему поклон. Это, так сказать, первая причина. А вот и вторая. Факт, что я единственный — если не считать убийцу — знаю правду о смерти Даракчиева, дает мне в руки огромную мощь, Зина. И я оказался бы последним дураком, бросив свое могущество на ветер.
— Выражайся яснее, Коста.
— Все яснее ясного. Давай подумаем вместе: какое Георгий оставил наследство? Ковры? Хрусталь? Золотые побрякушки, дачу, машины? Все это мишура. Главное наследство — консорциум! А что такое консорциум, Зина? Фабрика по производству денег, вот что. И теперь она станет моей. Потому что я знаю, кто убийца.
— Твоей так твоей. Я не против, — сказала вдова спокойно. — Только мне на твои проекты золотые в общем-то начихать...
— Глубоко ошибаешься. Именно ты поможешь мне их осуществить и будешь достойно вознаграждена. А коли заартачишься — пеняй на себя.
Зазвонил телефон.
— Да, — сказала вдова в трубку. — Это я... Что-о-о? Хорошо, хорошо. Милости прошу. Сейчас открою. — Трубка была осторожно водворена на место, после чего Даракчиева округлила глаза и сказала замогильным шепотом:
— Подполковник Геренский! Он звонил снизу...
7
— Вы забыли представить меня товарищу Даргову, — сказал подполковник и сам подал руку Косте. — Моя фамилия Геренский. А ведь вы муж Богданы Дарговой, я не ошибаюсь?.. Хорошо, что не забываете вдову в ее неутешном горе.
Коста, как сквозь сон смутно различавший слова подполковника, сжался в старинном кресле. Глядя на этого рослого смуглолицего представителя законности и порядка, Даргов с ужасом думал, не слишком ли много лишнего брякнул он «неутешной» вдове. Ведь если у нее в квартире такие вот рослые и смуглые мужчины установили, к примеру, микрофоны, притом установили незаметно, тайно, скрытно, тогда, стало быть, все может сложиться нехорошо, ой как нехорошо.
— Да, мы как раз говорили о смерти моего мужа, — вздохнула Даракчиева. — Понимаю, это вас не удивляет. Ведь насильственная смерть потрясает людей сильнее, чем обычная. К тому же и Коста как бы в известной степени потерпевший: он был одним из близких друзей Георгия.
— Вы действительно были близким другом покойного? — спросил Геренский.
Коста Даргов, частично вернувший самообладание, ответил:
— Мало сказать — другом. Другом, притом интимным, была покойному и моя жена. Добрым, хорошим другом. Посредством своей жены я являлся ему в какой-то степени родственником... — Коста захихикал.
«Да ты король цинизма, — думал Геренский, удивленно разглядывая острослова. — К чему такое афиширование подробностей?»
— А с Зиной Даракчиевой мы старые приятели, — продолжал Даргов. — Следуя моей логике, вы можете подумать так: связь Даракчиева с моей женой породила естественный союз между нами, обманутыми супругами. И ошибетесь. Мы просто приятели.
Вдова, поставленная в неловкое положение, вынуждена была пояснить:
— Мы знали, что находимся приблизительно в одинаковом положении. Но наша дружба совершенно обычна, заурядна, независима от нашей общей, притом печальной судьбы. И он и я знали буквально о каждой оргии этих подонков, а поделать ничего не могли.