— Точно так.
— Вы были знакомы с Юлией Кочишне?
— Был.
— Почему ее убили?
— Не знаю. Это сделали не мы.
— Тогда кто же?
— Немцы, которые жили в ее пансионе. У нее обнаружили радиопередатчик.
— Кто обнаружил, точнее?
— Те же немцы. Они сказали мне об этом только тогда, когда я прибыл на место смерти Кочишне. Кухарка пансиона лежала в своей каморке связанная, с кляпом во рту. В кабинете Кочишне я увидел остатки разбитого радиопередатчика.
— Очень интересно. Сейчас вы говорите, что Кочишне убили немцы. А в то время утверждали, что убийцами были коммунисты-подпольщики. Так ли это?
— Неправда! Я ничего не утверждал. Я сказал лишь то, что услышал сам от кухарки Терезы.
— Вот-вот. А кухарка Тереза показала, что впервые услышала это от вас. Кроме того, в донесении сотрудника уголовной полиции также зафиксировано это утверждение. Этот детектив, кстати, указывает, что вы не разрешили ему подробно осмотреть жертву и место происшествия. Больше того, вы запретили врачу приближаться к трупу.
— Извините, но я получил указание никакого осмотра и расследования не производить и похоронить Кочишне немедленно.
— От кого вы получили такое указание?
— От немцев.
— От кого из них лично?
— От резидента гестапо.
— Как звали этого резидента?
— Франц Кольманн.
— Каким путем вы получили это указание?
— По телефону.
— И вы поверили тому, что Кочишне убили коммунисты? Те самые коммунисты, у которых она была радисткой, как вы сами утверждаете?
— Нет, не поверил.
— Тогда почему же вы распространили эту версию?
— По приказу.
— Когда вы познакомились с Кольманном?
— Впервые Кольманн появился в наших краях в конце 1942 года, а в течение всего сорок третьего часто приезжал на Балатон. С 1944 года, после того как немцы оккупировали страну, он постоянно находился в этом районе и жил в пансионе Кочишне.
— На каком языке вы объяснялись с Кольманном?
— На немецком.
— А на венгерском?
— Кольманн не знал венгерского языка.
— Кто была та блондинка-служанка, за которой ухаживал герр Кольманн?
— Ее я лично не знаю.
— Кому принадлежал дом, который Кочишне арендовала под свой пансион?
— Насколько мне известно, Акошу Драгошу.
— Вы знакомы с этой семьей?
— Немного. Шапочное знакомство.
— Ай-ай, господин Бодьо, какая у вас слабая память. Те бесчисленные оргии, которые устраивал Драгош и в которых вы принимали участие наравне с немцами, свидетельствуют о том, что это знакомство было совсем не шапочное. Так, так. А за что убили выстрелом в затылок Петера Руми?
— Кто это сделал, мне неизвестно.
— Неизвестно... А Яноша Баги? Разумеется, это тоже вам неизвестно. Вы не знаете, по-видимому, и о том, что ваш подчиненный, вахмистр Лайош Береш, самым наглым образом угрожал тюрьмой жене Яноша Баги и запретил ей работать кухаркой у Кочишне. Хотя Береш дал на суде показания, что сделал это по вашему указанию. Это правда?
— Правда. Но и на это я получил приказ от Кольманна.
— Почему?
— Он не объяснил.
— Оригинально. Получается, что вам никто ничего не объяснял, а вы сами или руками своих подчиненных слепо выполняли чужие приказы, да еще самым беспощадным и жестоким образом. Конвойный! Уведите заключенного.
Когда лысого ротмистра увели, я затребовал для допроса Лайоша Береша, бывшего жандармского вахмистра.
Ввели здоровенного детину лет тридцати с низким лбом и квадратной челюстью.
— Приказывайте, господин майор! — Увидев меня, бывший жандарм вытянул руки по швам и щелкнул каблуками арестантских башмаков.
— Приказывать не собираюсь. Садитесь и отвечайте на вопросы. Кто был вашим начальником на участке Балатон?
— Ротмистр королевской жандармерии господин Арпад Бодьо.
— Кроме вас, кто еще служил в этом участке?
— Старший вахмистр Янош Боршоди, вахмистр Бела Шимо и вахмистр Петер Далош.
— Что с ними стало после прихода советских войск?
— Насколько мне известно, они удрали вместе с немцами на запад.
— Почему вы не последовали их примеру?
— Я не чувствовал за собой вины, поэтому остался дома. Жена, дети, господин майор.
— За что же вы получили тогда двенадцать лет тюрьмы?
Подумав немного, Береш решительно сказал:
— Собственно говоря, даже не знаю.
— Но ведь на заседании трибунала свидетели обвинения Кароль Пензеш, Бела Лакош и другие прямо в лицо сказали вам о той животной жестокости, с которой вы с ними обращались. Или они солгали, сказали неправду?