За эти годы через наш отдел прошли многие сотни преступлений. Однажды капитан Козма расследовал кражу со взломом, совершенную на вилле известного киноартиста. Одного из взломщиков ему удалось вскоре задержать. Его передали другой группе, которая еще раньше арестовала его сообщника и уже почти завершила формальную сторону дела. Только значительно позже, просматривая протоколы и кассационные жалобы, я узнал, что среди похищенных преступниками вещей находились и различные драгоценности. Бо́льшую часть этих драгоценностей нашли и возвратили владельцу, но бриллиантовые серьги, самые ценные из всех украшений, бесследно исчезли.
В коридоре я встретил коллегу, проводившего следствие по этому делу. Я спросил у него, какие новости. Коллега чертыхнулся.
— Этот Гажи упрям, как сто ослов. Ни за что не хочет признаваться, кому он сплавил эти проклятые сережки!
— Гажи? Постой, ведь он еще совсем недавно отправился на скамью подсудимых прямехонько из моего кабинета.
— Тем более ты должен знать его дурацкий характер.
— Разумеется. Если ты не возражаешь, я с ним потолкую.
— Сделай милость! — охотно согласился капитан. — В данный момент он как раз у меня в комнате.
Мы вошли. Увидев меня, Гажи тотчас поднялся со своего стула возле окна.
— Добрый день, господин начальник! — поздоровался он весьма любезным тоном.
— Ай-ай, Гажи, — с укоризной сказал я. — Получается, что я вас опять вижу в этих стенах?
— К сожалению. Попался из-за идиота, которого сам взял в напарники.
— Я думаю, теперь уже поздно по этому поводу расстраиваться. Вам надо себя выручать, чтобы поменьше срок дали. — Я угостил Гажи сигаретой. — Закуривайте.
— Весьма благодарен. — Парень прикурил и с наслаждением затянулся.
— Вы помните, Гажи, прошлый раз вы могли заработать гораздо более тяжкое наказание, чем получили. И благодаря чему? Благодаря чистосердечному признанию, не так ли?
— Так, но, видите ли, господин начальник...
— Погодите, — прервал его я. — Ваше дело до тех пор не передадут прокурору, пока вы не скажете правды, всей правды. Это первое, о чем я хочу вас предупредить. Второе: я думаю, вам не безразлично, сколько вам дадут на этот раз. А потому весьма важно, что напишет следователь в своем постановлении об окончании следствия. Искренне ли рассказал подследственный об украденных вещах и куда он их сбыл, или их нашли в результате длительных поисков, а он молчал или врал. Вы меня понимаете?
— Понимаю. — Тон ответа явно говорил о том, что Гажи колеблется.
— Тогда отвечайте мне без утайки. Будете отвечать?
— Так-то оно так, господин начальник. Но...
— Никаких «но». Отвечайте прямо — да или нет?
Гажи скорчил жалобную гримасу, затем, поколебавшись, выдавил из себя:
— Вам я не могу сопротивляться, господин начальник. А ведь я поклялся, что не продам этого малинщика ни за какие коврижки. Но вы разговариваете со мной как родной отец. И я не могу не сказать правду.
— Так-то лучше. Итак, кому вы их продали?
— Бузашу.
— За сколько?
— За тысячу форинтов.
Час спустя передо мной сидел Бузаш собственной персоной.
— У меня мало времени, резину тянуть не будем, — сказал я ему. — Кажется, вы меня знаете.
— Встречались, — ответил Бузаш.
— Тогда говорите, где сережки, которые вы купили у Гажи за тысячу форинтов?
Бузаш вознегодовал:
— Я поражен, господин начальник! Эта гнида, этот мерзавец все-таки раскололся, хотя клялся землей и небом, что все останется между нами.
— Оставим это, Бузаш. Где бриллиантовые серьги?
— У меня на квартире.
— Поехали!
Через минуту мы сидели в машине.
По дороге Бузаш начал было оправдываться:
— Поверьте мне, господин начальник, я только...
— Знаю, знаю, Бузаш, все знаю. Знаю и скупщиков краденого вашего сорта, будьте спокойны. Вы отлично знали, сколько стоят эти сережки. Почему? Да потому, что предварительно вы успели их показать специалисту. Или не так?
— Так.
— Их смотрел Чёрге?
— Он.
— И что же он сказал?
— Он сказал: «Можешь спокойно отвалить две косых».
— Так. А вы дали Гажи одну. Потому что знали, что наш общий знакомый отнюдь не унаследовал их от бабушки. Правильно?
— Прошу прощения, но я как раз собирался позвонить и заявить...
Я остановил его:
— Перестаньте, Бузаш. «Малинщики» вроде вас всегда собираются позвонить и заявить, но только тогда, когда чувствуют, что деваться им некуда. Или заявить, или самому сесть за решетку.