— Любой механизм, за которым не следят, в один прекрасный момент останавливается, — сказал капитан прямо.
— Вы правы, — согласилась девушка, помешкав. Как быстро отказалась она от тайны! Она принадлежала к новому, рационалистическому поколению. — А какая разница, если бы они остановились на семь или пятнадцать минут позднее. Ходили точно и остановились точно. — Девушка рассмеялась.
— А, ну да что там, пускай кому-нибудь служат.
Капитан встал.
— Спасибо за информацию, — сказал он безразлично-вежливым тоном. Ему сразу стало жаль ее, она погасла. Он заметил это и понял, что причинил ей боль, но уже давно смирился с тем, что не может позволить себе размякнуть, кто бы и как бы сильно ему ни нравился. Поэтому быстро добавил: — Вы очень много делаете в библиотеке. Даже сами не понимаете, сколько.
С ее лица исчезла натянутость, она пристально посмотрела на него.
— Да что я там такое делаю, — сказала она с прежней интонацией. — Каждый что-то делает. Как умеет.
Влажный ноябрьский воздух ударил в него, хотя было совсем не холодно. Он шел по темной аллее, разбрасывая ногами мокрые листья. Только выйдя на улицу он спокойно констатировал, что ничего не узнал и, может быть, ничего больше не узнает. Он никогда не выйдет за круг, очерченный стрелками часов. Но даже это не могло заглушить, пригасить чувство удовлетворенности. С того момента как капитан вошел в деревянный дом на Брудно, он был уверен, что часы приведут его к цели, хотя у Фемиды и завязаны глаза. Эта уверенность не покидала его и во время блужданий по уличкам местечка, вплоть до той минуты, когда он встретил девушку у библиотеки. Ключ к разгадке убийства на Брудно мог находиться в этом местечке. А может быть, в старой усадьбе, на башне разрушающегося особняка? И что бы ни крылось за часами на башне, оно только могло, но не должно было иметь связь с часами в деревянном доме на Брудно.
ГЛАВА V
Он кружил вокруг Малого рынка. Ему казалось, что несколько лет тому назад Баська назвала одну из улиц этого района Кракова.
Тогда он встретил ее возле сторожки, в Пиской Пуще. Как раз в тот момент, когда снимался со стоянки у озера. Байдарку он всегда оставлял на хранение у лесничего. С ним он был знаком с 47-го года. И здесь, сразу после войны, он искал Часовщика. Лесничий тогда был еще лесником и исходил эти леса вдоль и поперек. Все, кто не успел смыться за границу, в девяноста случаях из ста прятались в лесах Вармии, Мазур, Нижнего Шлёнска, Опольщизны.
Но человек, которого он искал, леснику не попадался. С той поры у него остались обширные знакомства среди работников лесного хозяйства. Эти знакомства пригодились ему позже, когда на один месяц он превращался в страстного водника.
Он шел с байдаркой на спине и на опушке рослого леса, посаженного еще немцами, встретил женщину. Она до такой степени овладела его вниманием, что он даже не заметил стоящую за ней машину.
— Осторожно! — крикнула женщина. — Вы мне выбьете стекла байдаркой!
Он остановился и осторожно опустил свою ношу на землю.
— Франэк, — произнесла она еле слышно.
— Идем, идем... Баська, — сказал он машинально. За него говорил кто-то другой, тот, двадцатилетний, молодой, безгранично верящий в жизнь. В ту жизнь, которая идет сама по себе, без подталкивания и никому не нужных раздумий.
— Но я...
— Идем.
Она следовала за ним послушно, автоматически, как прежде. Он слышал за собой тяжелое дыхание, но не сбавлял шаг, уводя ее в глубь лесной чащи в направлении замаскированного укрытия, случайно обнаруженного когда-то. Скрывшись в густой листве, они сели на землю, плечо к плечу.
— Ты жив, Франэк. Значит...
— Тихо. Я мертв. Все то... того никогда не было. Ты не переменилась, Баська, за столько лет. Ничуть. Когда я увидел тебя на поляне, я сразу понял, что это стоит моя девушка. Те же голубые прозрачные глаза, те же густые русые волосы. Где твои косы? — спросил он с легким укором. — Ты их укладывала в виде короны.
— Короны? — В ее лице постепенно появлялось понимание. — Ах да. Длинные волосы требуют большого ухода. Это немодно.
— Жаль.
— Чего жаль?
— Всего.
— Ничего не жаль, — ответила она спокойно, с убежденностью. — Кроме любви.
Он подумал, что это уже несущественно ни сейчас, ни в будущем.
Неожиданно Баська тяжело оперлась о него, вздохнула, как потерявшийся ребенок, возвратившийся домой. Ее волосы закрыли ему глаза, он почувствовал их запах, когда-то повсюду преследовавший его. Никогда не исполнившаяся, не испытанная радость, предчувствие которой он носил в себе с того, почти щенячьего возраста, глубоко скрытое, но никогда не забываемое. Он обнял ее, время разлетелось на куски, стало прахом, превратилось в булавочную головку, в песчинку, вылетевшую из разбитых песочных часов, чтобы никогда уже не следовать по своему направленному в бесконечность пути.